Дворец Иродов было еще одним из обычных для античности гигантских городских сооружений. Выстроенный целиком из мрамора разных цветов по велению Ирода Великого из Аскалона — того самого, что отравил жену Мариамну, убил двух своих сыновей и устроил избиение младенцев, дворец слыл неприступным как из-за стены в тридцать локтей, окружавшей его, так и благодаря соседству трех башен — Гиппики, Мариамны и Фасаила, — почитавшихся самыми высокими в мире. Что касается внутренних покоев, то они были настолько обширны, что одна только пиршественная зала могла вместить сотню сотрапезников, каждый из которых возлежал бы на ложе не хуже тех, какими пользовались в Риме.

Ирод Антипа, тетрарх Галилеи, никогда не видел Иисуса, но был весьма не прочь познакомиться с ним. А потому, узнав, что того ведут к нему по приказу Понтия Пилата, он приготовился к встрече и спустился в покои, где обычно принимал горожан.

Они уже прибыли.

Неподвижный и, может быть, впервые посуровевший взгляд Христа вперился в тетрарха: Иисус не мог забыть, что перед ним — убийца Иоанна Крестителя.

Это придало облику пленника столько грозного величия, что сам Ирод на мгновение онемел, застыв в недоумении.

— Ну-ну! — наконец промолвил он не без иронии. — Так вот каков великий пророк!.. Да, ты не вовсе мне неизвестен: слух о твоих подвигах дошел до меня. Клянусь здоровьем кесаря, я был в ссоре с Пилатом, но то, что он прислал тебя ко мне, — добрая услуга, и она примиряет меня с ним! Теперь увидим, на что ты способен. До сих пор я сомневался, однако же Господь, вероятно, хочет, чтобы меня убедили, и посылает тебя ко мне, дабы ты на моих глазах совершил такие чудеса, что уж не оставят в сомнении самые недоверчивые умы… Так принимайся за дело. Ну же, Иисус! Я готов посмотреть на твое искусство. Я жду!

Но Христос не соблаговолил ответить. Он все еще не сводил неподвижного взгляда с Ирода, хотя выражение глаз изменилось: из сурового и, мы бы даже сказали, почти угрожающего, каким было сначала, оно стало теперь величественным и спокойным.

Ирод почувствовал: чтобы выдержать этот смущающий его взор, необходимо подхлестнуть себя целым потоком слов.

И он продолжал:

— Что такое? Ты стоишь в столбняке, вместо того чтобы действовать? Что же ты медлишь, Мессия?.. А-а, ты, верно, в сомнении, какое из чудес более всего подходит к случаю… Так я помогу тебе, ибо хочу воздать тебе почести открыто. Ведь ты выдаешь себя за умудренного человека, который старше Моисея, родился раньше Авраама и не больше не меньше как современник этого мира! Посмотри же туда, на вершину горы Мориа, где выстроен храм. Вели ему: «Поклонись мне, ибо я сын Божий!» И если храм склонит перед тобой свою главу, я воздам тебе хвалу и не только оправдаю, но и восславлю.

Иисус хранил молчание.

— Ах, — продолжал Ирод, — я, видимо, потребовал слишком многого! Ничего, я выберу чудо поскромнее, по твоей мерке… Ты воскресил дочь Иаира, ты вернул к жизни Лазаря. Что ж! Обернемся на юг — от храма к гробнице царей Иудейских. Там дремлют останки великого царя Давида. Думаю, ему доставило бы огромную радость повидаться с тобой, человеком его рода и, подобно ему, коронованным на царство. Так произнеси же вот эти простые слова: «Давид, великий пращур мой, выйди из могилы и явись нам!» Как видишь, я благоразумен в своих притязаниях, и прошу у тебя не более, нежели Саул у Аэндорской волшебницы, вызвавшей для него тень пророка Самуила… Что такое? Ты колеблешься? Ты отказываешься?

Действительно, Христос не произнес ни слова и даже не пошевелился.

— Итак, — помолчав, вновь заговорил тетрарх, — ты остаешься глух и нем. Так перейдем к иному. Поскольку ты не можешь приказывать ни храму, ни мертвым, обратись к водам рек и морей — ведь они подвластны тебе, не так ли? Разве лгут те, кто рассказывает, как ты ходил по водам Генисаретского озера, не омочив ноги? Кстати, вон пруды в моем саду; лебеди тоже движутся по их поверхности и не тонут. Выбери, какой из трех прудов тебе больше приглянется, и пройдись по нему как посуху. И тогда я, да, да, я собственноручно сниму с твоей головы терновый венец, который так ее изранил, и водружу на его место свою корону тетрарха Гилилеи!

Но и это третье по счету обращение не заставило Иисуса прервать молчание.

— Вот видишь! — вскричал Каиафа, который вместе со старейшинами Большого совета проследовал за Христом от Пилата к Ироду. — Видишь, тетрарх! Можно ли верить в чудотворные способности этого человека, если теперь он отказывается сотворить чудо, благодаря которому не только спас бы себе жизнь, но сделался бы царем?

— К чему ему становиться царем, — усмехнулся Ирод, — если он им уже является? Разве ты не царь Иудейский, а? Ответь же, Иисус! Не ты ли въехал в Иерусалим как завоеватель, со всеми почестями триумфатора, удостоившись пальм победителя, словно какой-нибудь славный военачальник?.. Белые одежды триумфатора Иисусу из Назарета! Облачите его в белую тогу и ведите обратно к Пилату! Скипетр и корона у него уже есть, теперь будет и белая тога. Недостает только пурпурной мантии… Впрочем, Пилат дарует и ее!

И тетрарх знаком повелел увести осужденного. Стража, только и ждавшая этого знака, бросилась к Иисусу и повлекла его прочь.

Пилат уже поздравил себя с освобождением от страшной ответственности. Ему не пришлось приговорить невиновного или оправдать его и тем самым вызвать городской бунт. Однако крики, проклятия, но, главное, рев толпы, бушевавшей, как океан в бурю, снова потрясли стены претория и мощные основания Антониевой башни.

Прокуратор еще находился у своей супруги, во внутренних покоях, где они завершали утреннюю трапезу, когда донесся этот шум; они оба бросились к окну, выходившему на площадь, увидели толпу вокруг Иисуса и различили победные выкрики.

Клавдия побледнела.

— Подумай хорошенько над тем, что ты сейчас будешь делать, — обратилась она к мужу. — И помни мою просьбу.

— Я дал тебе обещание, — откликнулся Пилат. — Пока этот человек не будет обвинен в покушении на власть императора Тиберия, его жизни ничто не угрожает.

— Дай мне залог, — попросила Клавдия. — Вот мое кольцо, — сказал Пилат.

— Иди же и помни, что Иисус — праведник!

Пилат вернулся в преторий и нашел там посланца Ирода, который доложил:

— Тетрарх Ирод, мой повелитель, весьма доволен оказанными ему знаками уважения, то есть тем, что ты послал к нему галилеянина. Он объявляет тебе, что счел его сумасшедшим, а не преступником. А посему — отсылает к тебе снова, чтобы ты поступил с ним так, как тебе угодно или как подскажет твоя совесть… Кроме этого, он поручил передать, что шлет со мной искренний привет и если некое облачко ранее омрачало ваши отношения, то теперь туман рассеялся!

За вестником Ирода вошел Иисус, которого грубо втолкнули лучники. Пока он поднимался по лестнице, его ноги запутались в слишком длинной тунике, он упал, ударившись виском о ребро ступени, и теперь голова его была в крови.