— Странные предосторожности, — заметил Пилат. — Однако ничто не помешало вам нарушить предписания закона в эту ночь, собрав совет и осудив человека на смерть… Впрочем, это не важно. Если не желаете идти ко мне, я выйду к вам.

По приказу Пилата на своего рода галерею, нависавшую над преторием, вынесли кресло, похожее на трон. Усевшись в него, он приказал воинам выстроиться в две шеренги, между которыми обвиняемый смог бы подняться по лестнице и подойти к нему.

Внизу у лестницы стояли два знаменосца.

Отдав необходимые распоряжения, Пилат обратился к толпе:

— Какое преступление совершил этот человек? — спросил он.

Ему откликнулось множество голосов, толпа загудела, и Пилат ничего не смог разобрать.

Он поднял руку, требуя тишины, и тотчас все смолкло.

— Пусть говорит один, — приказал прокуратор. — И пусть внятно объяснит, в чем суть обвинения.

Каиафа приблизился к нему.

— Мы все знаем этого человека, — сказал первосвященник. — Он сын Иосифа-плотника и Марии, дочери Анны и Иоакима. При всем том он утверждает, будто он царь, Мессия и сын Божий! Но это еще не все. Он нарушает день субботний, он жаждет порушить закон наших предков, а это — преступление, караемое смертью!

— Быть может, это верно для вас, иудеев, но недостаточно для нас, римлян… Перечислите его дурные поступки, чтобы я мог судить по ним.

— Не будь он преступником, мы бы не прибегали к твоей помощи, — заметил Каиафа.

— Повторяю, — настаивал Пилат, — я допускаю, что он согрешил, нарушив ваш закон. Но наших установлений он не нарушил, а посему судить его — ваша обязанность.

— Тебе же известно, что это невозможно! — в нетерпении воскликнул Каиафа. — Ведь по нашему мнению, он заслуживает смерти, а право посылать на смерть отвоевано римскими властями. Это трофей победителей.

— Так обвините его в преступлениях, за которые нужно казнить… Я готов выслушать.

Каиафа стал перечислять:

— Наш закон запрещает исцелять в день субботний, а обвиняемый злокозненно излечивал в субботу расслабленных, хромых, глухих, сухоруких, слепых, прокаженных и бесноватых!

— Объясни-ка мне, Каиафа, как это возможно вылечивать злокозненно? — спросил Пилат. — Исцеление, как мне кажется, это действие милосердное и злого умысла содержать не может.

— Отнюдь, — возразил Каиафа. — Ибо излечивал он именем Вельзевула… Это маг, а августейший император Тиберий предписал строго карать магов и колдунов.

Пилат покачал головой.

— Нет, изгнание бесов из тела не может быть делом сил тьмы, а только свидетельством всемогущества Бога.

— Это не имеет значения, — упорствовал Каиафа. — Мы просим, чтобы властительный прокуратор повелел привести обвиняемого и допросил его.

— Да будет так, — согласился Пилат и, обратившись к тому же слуге, что пришел от Клавдии напомнить о данном обещании, приказал: — Пусть Иисуса приведут сюда и обращаются с ним помягче.

Посланец спустился по ступеням и, приблизившись к Христу, с поклоном промолвил:

— Господин, римский прокуратор Понтий Пилат, правящий от имени Тиберия, нашего августейшего императора, приглашает тебя предстать перед ним.

При этих словах по толпе прошел ропот, ибо посланный говорил с Иисусом как слуга с господином: к обвиняемому подобало обращаться не так.

Однако посланец, услышав угрозы, ничуть не смутился и пошел впереди, указывая Иисусу дорогу. А когда дошел до места, где осколки камней могли поранить ноги божественного узника, он расстелил свой плащ на земле, приглашая Христа пройти по нему.

Ропот в толпе усилился.

Иисус же с мягкой улыбкой ступил на плащ и продолжал свой путь к лестнице.

Тут иудеи закричали Пилату:

— Почему ты высылаешь к этому человека гонца, словно тот не преступник? Зачем посланный тобой назвал его господин?.. И, наконец, почему гонец расстелил перед ним плащ?..

Пилат знаком приказал Иисусу остановиться, чтобы осведомиться у слуги, по какой причине тот повел себя подобным образом.

Иисус застыл неподвижно в пустом пространстве, огороженном двойной шеренгой воинов, всего в нескольких шагах от ступеней.

Слуга же поднялся по лестнице и приблизился к Пилату.

— Почему ты назвал господином этого человека, — спросил его римский прокуратор, — и зачем ты расстелил плащ ему под ноги?

Тот ответил:

— В прошлое воскресенье я присутствовал при въезде этого человека в город. Он сидел на осле. Дети иудеев размахивали пальмовыми ветвями и подбрасывали их в воздух, крича: «Будь благословен, сын Давидов!», а отцы их расстилали свои одежды под копытами его осла с возгласами: «Да будет благословен пребывающий на небесах! Да будет благословен идущий от имени Господа!»

Иудеи, что стояли близко к преторию, расслышали объяснения слуги и закричали ему:

— Как случилось, что ты, грек, понял сказанное на здешнем наречии? Слуга обернулся к спрашивающим:

— Все очень просто, — пояснил он. — Я подошел к одному из иудеев и спросил его: «О чем кричат эти люди?» И он мне все объяснил.

— И что же они выкрикивали? — спросил Пилат.

— «Осанна», господин! — отвечали иудеи.

— Так что же означает это восклицание? — продолжал спрашивать римский наместник.

— Оно означает: «Будь благословен, Господи!»

— Значит, — заключил Пилат, — вы сами кричали «Осанна!», когда проходил этот человек, и бросали ваши плащи ему под ноги. В чем же повинен мой посланец, назвав его господином и расстелив свой плащ перед ним?

И, обратившись к гонцу, он добавил:

— Ступай и пригласи Иисуса.

Тот спустился по лестнице и снова склонился перед Христом со словами:

— Господин, ты можешь идти дальше.

Иисус пошел вперед, и, когда он проследовал мимо двоих знаменосцев, знамена сами собой опустились перед ним, словно бы поклоняясь ему.

При виде этого иудеи закричали:

— Посмотрите же, что делают знаменосцы! Они поклоняются ему!

Пилат, как и другие, видел, что древки склонились долу, и не понял, по какой причине это произошло. Он вопросил знаменосцев:

— Что вас заставило это сделать? Но те в растерянности отвечали:

— Господин, мы язычники и поклоняемся храмам. Как мог ты предположить, что мы станем поклоняться этому человеку?

— Так что же? — настаивал Пилат.

— Не мы склонили наши знамена, — они сами склонились перед ним помимо нашей воли.