интегрированная боевая информационно-управляющая система «Иджис» (Aegis). Никакие, даже самые обоснованные, аргументы не убеждали Путина и российских военных в том, что в силу технических ограничений размещаемые в Чехии и Польше установки в принципе не способны поражать условные российские цели, не поколебали органически присущей им подозрительности. В долгосрочной перспективе Москву беспокоили не столько конкретные технологии, которые могли быть применены в новых странах – членах НАТО в Центральной Европе, сколько тот факт, что в будущем эти технологии могли использоваться США для создания глобальной системы ПРО. В основе их возражений лежал и исторический опыт. Многие российские чиновники, особенно сторонники жесткого курса из числа представителей разведслужб и органов безопасности в окружении Путина, даже строительство Диснейленда в Польше готовы были считать страшной угрозой.

В предшествующие два с половиной года я приложил немало усилий, чтобы сигнализировать в Вашингтон о назревающих проблемах в американо-российских отношениях и о том, чтó можно было сделать, чтобы их избежать. Я понимал, что испытываю терпение некоторых представителей Вашингтона, которых раздражали мои сигналы, поскольку они были полностью поглощены решением уже возникших проблем, но решил побеспокоить госсекретаря Райс и Белый дом еще раз, изложив все свои соображения и рекомендации в одном послании.

В один из типичных хмурых и тоскливых зимних дней в начале февраля 2008 г., когда за окном моего кабинета на фоне серого московского неба медленно кружились снежинки, я сел за стол и написал госсекретарю Райс длинное электронное письмо, которым она позже поделилась со Стивом Хэдли и Бобом Гейтсом. Хотя официальные дипломатические телеграммы еще были в ходу, секретные послания по электронной почте доходили до адресата быстрее и попадали ему лично в руки, не привлекая ничьего внимания. В данном случае, учитывая серьезность и количество проблем, которые я хотел донести до Вашингтона, этот вид связи был более подходящим.

«Следующие несколько месяцев будут иметь решающее значение для наших отношений, – писал я. – Три направления нашей политики чреваты катастрофическими последствиями. Это проблема Косова, «План действий по подготовке к членству в НАТО» для Украины и Грузии и развертывание систем ПРО. Нам предстоит решить серьезную проблему с Ираном, что… будет чрезвычайно трудно без участия русских. У нас есть возможность добиться некоторых устойчивых успехов в сотрудничестве в области ядерного разоружения… а также установления более прочных связей с новым российским руководством после ожидаемой победы Медведева на президентских выборах и помощи русским в этом году в области завершения процесса вступления в ВТО. Это главное, чтó реально можно сделать для содействия в долгосрочной перспективе политической и экономической модернизации такой самолюбивой, неподатливой и сложной страны, как Россия». Далее я попытался четко сформулировать возможные конкретные шаги в этом направлении:

Моя точка зрения состоит в том, что мы можем постараться не допустить лишь одну из этих трех грозящих катастроф, избежав серьезного ущерба для американо-российских отношений, учитывая, что мы не можем позволить себе роскошь их игнорировать. На мой (по общему мнению, несколько пристрастный) взгляд, непонятно, каким образом мы могли бы заручиться поддержкой ключевых европейских игроков на всех трех направлениях одновременно. Поэтому я предлагаю сосредоточиться на решительном продвижении вперед по Косово, отложив реализацию «Плана действий по подготовке к членству в НАТО» для Украины и Грузии до тех пор, пока для этого не будут созданы более прочные основания, и обратиться напрямую к Путину, пока он еще остается президентом, с предложением заключить соглашение по ПРО в рамках более широкой системы безопасности.

Я прекрасно понимаю, насколько трудно будет решиться отложить реализацию «Плана действий по подготовке к членству в НАТО». Но не менее трудно переоценить стратегические последствия его преждевременной реализации, особенно в отношении Украины. Для российской элиты (а не только для Путина) вступление Украины в НАТО будет означать пересечение самой красной из всех красных черт. Более чем за два с половиной года бесед с ключевыми российскими игроками, от самых косных силовиков в темных кремлевских коридорах власти до самых ярых либеральных критиков Путина, мне до сих пор не удалось найти никого, кто не считал бы вступление Украины в НАТО непосредственной угрозой российским интересам. На данном этапе продвижение «Плана действий по подготовке к членству в НАТО» будет рассматриваться не как технический шаг на долгом пути к вступлению Украины и Грузии в Североатлантический союз, но как брошенная в лицо перчатка, как стратегический вызов. Сегодняшняя Россия не оставит этот жест без ответа. Русско-украинские отношения будут надолго заморожены. ‹…› Россия получит весомый повод для вмешательства в Крыму и восточной Украине. ‹…› Что касается Грузии, то признание независимости Косова в сочетании с продвижением «Плана действий по подготовке к членству в НАТО», вероятно, приведет к признанию Россией независимости Абхазии, каким бы контрпродуктивным ни был этот шаг с точки зрения долгосрочной заинтересованности Москвы в этих кавказских территориях. В этом случае вероятность последующего вооруженного столкновения между Россией и Грузией будет очень высока.

Следующий абзац моего послания был довольно рискованным. Я явно искушал судьбу, когда писал, что если США все-таки решили продвигать «План действий по подготовке к членству в НАТО» для Украины и Грузии, то «дальше мое письмо можно не читать. Я не знаю, как подсластить эту пилюлю, чтобы русские спокойно проглотили ее». Что касается ПРО, то, продолжал я, не стоит спешить с развертыванием объектов ПРО в Польше и Чехии; лучше продолжать поиск путей, на которых мы могли бы найти возможности сотрудничества с Россией, и прилагать все усилия к тому, чтобы связать этот вопрос с взаимодействием с Россией в области противостояния иранской ракетной и ядерной угрозе, поскольку именно на нее в конечном счете прежде всего и нацелена наша инициатива. Если бы нам удалось убедить русских, что для того, чтобы затормозить или блокировать успехи Ирана, им необходимо более тесно сотрудничать с нами, это способствовало бы достижению нашей главной стратегической цели, ради которой мы и продвигаем наши планы в Центральной Европе.

Я еще раз перечислил свои аргументы в пользу развития сотрудничества в области экономики и ядерного разоружения, поскольку Путин теперь должен был работать в тандеме с Медведевым. Мы должны, писал я, заинтересовать русских возможностью подписания нового соглашения о сокращении стратегических наступательных вооружений вслед за Договором о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1), срок действия которого вскоре истекает. Следует продолжить упорно работать над решением проблемы нераспространения ядерного оружия. Одним из направлений такого сотрудничества мог бы стать Иран, другим – КНДР. Возможности прямого давления на Пхеньян у России были намного более ограничены, чем у Китая, но русские хотели участвовать в решении этой проблемы.

Мои аргументы в пользу развития экономического сотрудничества