Судя по обуглившимся бревнам и золе, в последний раз люди ночевали здесь несколько дней назад. Картофельные очистки, луковая шелуха и рыбья чешуя в стороне подсказывали, что кто-то варил уху из хариуса. Вероятно, это были рыбаки. На берегу, на песке, среди прочих следов пребывания человека были хорошо видны следы вытянутой из воды долбленки. Радостный Янис не находил места на берегу, проверяя и осматривая все вокруг. Смотрел на реку и противоположный берег, стараясь найти лодку или людей, не сомневался, что это были старообрядцы.

День клонился к вечеру. Решил заночевать здесь. Хотел и надеялся встретиться со староверами. Всю ночь до утра не спал, жег большой костер, наблюдая за рекой. В какой-то момент хотел разрядить карабин в воздух, но передумал. Выстрел мог привлечь внимание. Почему-то вспомнил Клима-гору. Сейчас, кроме старообрядцев, в тайге могли быть те, с кем не хотелось встречаться.

Елка, все это время находившаяся рядом, как обычно сохраняла спокойствие. Свернувшись клубочком под елью, собака не чувствовала посторонних запахов. Лишь один раз, под утро, навострив уши, втягивая влажным носом воздух, долго смотрела в тайгу за реку, но так и не залаяла. Возможно, там был какой-нибудь зверь. Или староверы, скрываясь за деревьями, не пожелали встречи с ним. Их можно было понять. Старообрядцы — народ скрытный, с чужаками идут на контакт неохотно, поэтому прячут свои деревни в такой глуши, где найти их очень трудно.

С восходом солнца Янис продолжил свой путь. Твердо решил, когда пойдет назад, не считаясь со временем, остановится здесь, спрячется в укромном месте и будет дожидаться хозяев балагана.

К зимовью Снигуров пришел к обеду. Не ожидая там никого встретить, шел не спеша, не таясь, тяжело ступая по тайге. Елка бежала где-то в стороне, отстала, не предупредила его о посторонних. Да и он не сразу почувствовал запах жилого помещения.

Хватив носом дым, парень остановился, отскочил за ствол кедра, снял с плеча карабин. Хотел осторожно уйти назад незамеченным, но глухой голос на родном, латышском языке облил сердце кипятком, заставил вздрогнуть:

— Не спеши бежать! Говорить будем…

Он присел на подкосившихся ногах: поймали! Повернулся лицом к говорившему. Увидел в десяти шагах между пихтами бородатого мужика с ружьем на плече.

А тот шагнул навстречу, не переставая улыбаться, приветливо заговорил на знакомом наречии:

— Я тебя давно заприметил. Когда ты еще там вон, вдоль ключа по косогору шел, — указал рукой. — Шумно ходишь, как медведь, поэтому себя и выдал.

Незнакомец подошел на расстояние двух шагов, встал, оглаживая рукой бороду. По голубым, приветливым глазам, широкой, добродушной улыбке Янис узнал его. Едва слышно, будто прибитый колотом, прошептал:

— Дядька Юрис?

— Признал, парень, — раскидывая для объятий руки, ответил тот и загреб его в охапку. — Вот уж единая родственная душа явилась!

Долго обнимались, на миг оторвавшись, смотрели в глаза друг другу, потом опять прижимались плечами, пока хозяин зимовья не потянул Яниса за собой:

— Пошли в хату! Что это я гостя в завале держу?

На ходу задавая вопросы, дядька Юрис сам же на них отвечал, хаотично рассказывал последние события, путаясь в словах и перебирая мысли в голове. Заметно, как он рад встрече.

Янис чувствовал себя самым счастливым человеком за последние полтора года! Впервые за все время одиночества встретил не только знакомого, но и родного человека. Это был Юрис, зять дядьки Айвара Снигура, а он приходился двоюродным братом его отцу Марису. Стараясь вставить хоть слово в быструю речь дядьки Юриса, преданно смотрел в лицо, переживая дорогие минуты встречи: теперь он не один.

— Я здесь уже год, с прошлой весны. По насту пришел, так и живу. С продуктами тяжело: мука кончилась, круп немного осталось, соль на исходе. На мясе да на рыбе держусь. На реку стараюсь не ходить, только для встречи со староверами.

— Ты видишься со старообрядцами? — перебивая его, вставил слово Янис.

— Да, но не часто. Я им пушнину, а они мне — продукты. Прошлым летом три раза встречались, нынче только один, недавно, дня три назад. Да что это я затараторился? Ты о себе расскажи.

— Что я? — собираясь с мыслями, задумался Янис и тяжело вздохнул. — Вторую зиму перезимовал. Осенью охочусь, рыбачу. Картошку, овес посадил. Пшеницы немного…

— Картошку и овес? — изумленно поднял брови Юрис. — Ну, ты молодец! Ай да хозяин! А я только думал, но зерна нет. И много?

— Нет. Так себе, раскопал пару десятин.

— Вот те да! Ай да Янис! Ай молодец! Хозяин! С тобой не пропадешь! — суетился возле него тот. — Да мы теперь с тобой тут протянем!.. Да что же это я стою? У меня вон лепешки свежие, староверы муки дали. Мясо копченое, рыба есть. Давай-ка, кормить тебя буду, — и потянул за плечи. — Проходи в избу!

Пока Юрис накрывал на стол, Янис разобрал свою котомку, выложил все, что было у него с собой, поинтересовался:

— Соль есть? Я же за солью пришел. Хотел взять у вас на лабазе в долг. Приходил сюда две зимы назад, видел.

— Так это ты был у нас? — развел руками Юрис. — То-то я смотрю, что кто-то наверх лазил, вешку сбил, но ничего не взял. Кабы бродяга, медведь или росомаха пользовались, ничего бы не осталось, а так все цело, хоть и немного запасов хранилось. — Опять заходил по зимовью. — Соль — есть малость. Староверы вон пуд дали да крупы полмешка. К осени обещали еще переплавить. Ничего, Янька! Протянем! — Сел напротив за столом, заговорщицки подмигнул, указывая глазами на берестяной туес. — Мне вон соседи в довесок еще и медовухи дали. Думал, сразу с горя выпить, но как будто знал, что ты явишься.

За стенами избы послышался легкий шорох. Юрис вскочил с места, схватился за ружье. Янис предупредил его:

— Не стреляй. Это Елка догнала.

— Собака? Ты с собакой? — не поверил тот, но, увидев появившуюся в проходе лайку, опять довольно раскинул руки. — Ну, ты, Янька, вообще молодец! Теперь, как говорится, у нас нос, глаза и уши есть. А то я по ночам вскакиваю, каждого шороха пугаюсь, — присел назад, за стол, опустил голову. — А у нас ведь, когда тестя забирали, всех собачек перебили…

Он налил по кружкам, подал Янису:

— Пей! Тебе ведь, уже, пожалуй, скоко будет?..

— Девятнадцать. Два дня рождения тут встретил.

— Ишь как! А вроде все пацаном был, а смотри — враз вырос, парнем стал. Тайга-то она, дорогой ты мой, сопляка в мужика превращает. Мне-то уже… — вздохнул, — почти сорок. Ну, давай, не держи. Пригубим помаленьку за встречу, посмотрим, что нам староверы налили.

Выпили. Пока Юрис закусывал, Янис, воспользовавшись молчанием, спрашивал о главном:

— Как там? Что там?

— Как там… — после некоторого молчания задумчиво начал рассказ тот. — Плохо все. Ничего хорошего. Я ить, после того, как год назад сюда пришел, один раз только на выселках и был, к дому подходить побоялся. Дождался Кристинку, свою жену, у речки в тальниках, когда та за водой пошла. Ночь одну провели в бане нетопленой на задворках, под утро она мне вещи собрала да в тайгу отправила. Даже ребятишек не посмотрел.