Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это сделаю я, — сказал Гурни. — Оранжевая Католическая Библия гласит: «Праведен мой Господин, и враги моего Господина — враги Бога».
— Я лично должен пролить кровь моего врага, — произнес эрцгерцог.
— Вы не можете идти, Арманд. — В голосе Лето прозвучало неподдельное сострадание, хотя он и понимал, что констатирует очевидность. — Я пойду вместо вас. Я и Гурни будем убийцами.
— И я, — подал голос Уитмор Бладд. — Во имя чести Дома Эказа и моего господина эрцгерцога, позвольте и мне участвовать в уничтожении наших врагов.
Однорукий Арманд не желал признаваться даже самому себе в своей слабости, но отрицать очевидное он не мог.
— Нет, вы останетесь здесь, мастер меча. Мне тоже нужна служба безопасности. Мы еще не закончили обыск дворца и не прочесали городов. Вы нужны мне здесь.
Бладд почувствовал себя униженным этим ответом, полагая — и, возможно, справедливо, подумал Лето, — что эрцгерцог напомнил ему о его неудаче.
— Но, милорд, вы не можете послать аристократа выполнять такую кровавую работу. Герцог не должен подвергать свою жизнь ненужной опасности.
— Да, не должен, — сказал Лето, — но, как бы то ни было, я это сделаю. Я не так уж беззащитен. Спросите Гурни или Дункана Айдахо. Они — мои лучшие бойцы и многому меня научили.
Гурни кивнул.
— Герцог Лето в первую очередь аристократ и редко позволяет себе участие в рукопашных схватках, но он превосходный боец. Он побеждает даже меня в одной схватке из десяти.
— В четырех из десяти, Гурни.
Шрам на лице Халлека слегка покраснел.
— Не мне спорить с вами, мой герцог.
Арманд задумался.
— Мы предпримем отвлекающий маневр, будем продолжать наращивать военные приготовления, как будто действительно собираемся всеми силами обрушиться на Элакку. Шпионы Видала сами укрепят его в такой уверенности. Он не будет ожидать нападения со стороны нескольких человек, хотя именно этого требуют правила ведения войны убийц.
— Мы с Гурни составим план и при первой же возможности проникнем на Элаккский континент.
Если человек попадает в тяжелое положение, то что в нем проявляется — доброта или жестокость? Этим выбором определяется характер.
Герцог Лето Атрейдес
Стоя рядом с Суэйном Гойре на плоской крыше самой высокой башни монастыря, Дункан оглядывал крутые, заросшие джунглями холмы. Устроенные на склонах холмов террасы зеленели садовыми посадками.
На башню вместе с мужчинами поднялась одна из сестер-затворниц и принялась раскладывать корм в птичьи кормушки. Похоже, сестры решили устроить фруктово-злаковый пир для больших черных ястребов. Дункану подумалось, что эти птицы легко находят добычу в джунглях. Видимо, монахини задумали сделать хищников вегетарианцами. Потом до Дункана дошло, что зерна и фрукты служат приманкой для мелких пташек, которые уже и становятся добычей хищных птиц. Ястребы кружили высоко в небе маленькими, едва заметными на фоне облаков точками, откуда стремительно пикировали в густые джунгли.
Гойре отгородился от Дункана молчаливой сдержанностью, которую носил, как носят теплый грубый плащ в холодную погоду. Дункан плохо помнил и был едва знаком с этим человеком, ибо когда Гойре служил при дворе Атрейдесов, сам Дункан учился в школе мастеров меча на Гиназе. Именно в то время Гойре стал капитаном герцогской гвардии. Дункан знал только о проступке этого человека и довольствовался этим.
Гойре наконец заговорил:
— Пауль сильно напоминает мне маленького Виктора. Тоже очень похож на отца.
— Я почти не знал Виктора. Он погиб к тому времени, когда я вернулся с Гиназа.
Внешне Гойре никак не отреагировал на ответ Дункана, несмотря на резкость его слов.
— Нет, а я очень хорошо знал мальчика. Я видел его ежедневно, с самого утра и до вечера. Я был его телохранителем, но не справился со своими обязанностями.
— Пауля охраняю я, — сказал Дункан.
У Гойре были усталые красные воспаленные глаза.
— У меня не было намерения причинить вред Виктору, но мы же знаем, что неудача превращает в пустяк любые благие намерения. Действие и результат. Только это имеет значение.
Оба снова надолго замолчали, глядя на круживших в поднебесье ястребов, на зеленые холмы, протянувшиеся до самого горизонта, на серое пустое небо. Далеко, почти на горизонте, Дункан рассмотрел какие-то воздушные суда, летавшие где-то возле прибрежных городов.
— От чего или от кого ты защищаешь Пауля? — спросил наконец Гойре. — Какое отчаяние привело вас сюда? Обычная междоусобица не может требовать таких крайних мер.
Вздохнув, Дункан рассказал о кровавой вражде между виконтом Моритани и Эказом, в которую вмешался Дом Атрейдесов. Когда Дункан замолчал, старый гвардеец спросил:
— Ты думаешь, что опасность до сих пор не миновала? Подозреваешь, что к Паулю могут подослать новых убийц?
— Виконт Моритани задумал убить сына герцога, хотя и не знаю, какую причину измыслил его извращенный ум. Пауль жив, и я хочу, чтобы так было и впредь. Пока буду сохранять бдительность.
— Но сейчас в этом нет никакого смысла для грумманцев, ведь Пауль невинное дитя.
— Все это не имело смысла с самого начала, но тем не менее попытка убийства была совершена. Между прочим, Илеса тоже была ни в чем не виновата.
Гойре многозначительно кивнул. Оба смотрели теперь на серебристые самолеты, приближавшиеся к монастырю. Обтекаемые воздушные суда стремительно скользили над зеленым балдахином джунглей. Отсюда, с удобного наблюдательного пункта, эти корабли казались такими же маленькими, как кружившие в небе ястребы. Через несколько мгновений послышался рев моторов.
Гойре напрягся.
— До сих пор мне ни разу не приходилось видеть здесь таких кораблей. Мы получаем мало…
Но Дункан сразу понял, что это не грузовые суда.
— Они собираются атаковать!
— Да! — Гойре подтолкнул Дункана к лестнице. — Иди же! Иди к Паулю!
Дункан бросился вниз в тот момент, когда корабли начали быстро перестраиваться в боевой порядок.
Обнажив меч старого герцога, Дункан словно вихрь ворвался в ткацкую мастерскую.
— Они идут. Нам надо искать убежища!
Готовый к любым неожиданностям, Пауль сразу же без колебаний подбежал к старшему товарищу.
Не обращая внимания на слова мастера меча, Елена, казалось, была готова отчитать его за нарушение порядка, но в это время несколько сильных взрывов сотрясли стены монастыря.
— Начинайте эвакуацию. Выводите сестер из здания!
— Я не буду этого делать, — с ледяным спокойствием ответила Елена. — Это наша крепость, наш дом.