– Нет, не из‑за этого. Ты меня не так понял. У нас тоже денег нет. Надо заработать…

– Ле, Олег, как ты сейчас заработаешь? Вот сам подумай, люди берега попутали, сейчас каждый черт рамсит не по делу. Лезгины в Азербайджане забуцкались, там такой гай‑гуй сейчас. Ингуши опять с осетинами вписываются, опять будет кровь. Нам только отмахиваться остается. Было дело, мы же за вас вписались, кровь проливали, а вы нас кинули, по‑крысьему. Олег, че за варианты…

– Абдалла, ты тоже словами не греми, нормально разговаривай, да?

– Олег, прости ле, слов уже нет, жи есть…

– Короче, как в Донецке зарабатывали?.. У вас тут водка, заводы есть – так?

– Ну, есть. Я за эту тему не очень волоку, ты знаешь.

– Посчитай себестоимость бутылки и за сколько ты ее толкнешь в той же Москве. На одном этом можно немерено денег поднять. С каждой бутылки ты минимум по бумаге поднимешь. Второе – у вас целый регион под боком. Все, что вы отжимаете, – ваше, только после доли нашей, да? Если вам армии надо будет создавать – мы вам оружие продадим – опять хорошо. Ну и другие движения – я тебе за час придумаю. Ле, Абдалла, делай вещи, да! Деньги всегда на движухе делаются, усвоил?..

Разговор завершился для Кухарцева ожидаемо хорошо, взаимопонимание было достигнуто, первые ходы для реализации – намечены. В конце концов, сейчас не начало девяностых. То время, помимо подростковой жестокости, отдавало еще и каким‑то… подростковым романтизмом. Когда и с той и с другой стороны срывались и ехали воевать по зову сердца, а Шамиль Басаев воевал за Абхазию вместе с нелегально там находившимися офицерами ГРУ ГШ. Когда если хотели независимости – то реально думали, что вот получим ее, устроим жизнь как сами захотим – и будет лучше.

Сейчас все не так. Каждый самый непримиримый оппозиционер понимает, что все равно с Россией рядом жить и с Россией договариваться. И деньги – тоже будут в России, а не у своих, сирых и убогих… скорее просто убогих. И потому независимость – это всего лишь один из инструментов, хладнокровно используемых в тех или иных политических целях. Независимость – это безнаказанность, возможность творить все что хочешь, обирать народ, пилить деньги, гнать левую водяру, ездить на угнанной тачке. А зарабатывать – а на заработки все равно в Россию. Тем более пока есть смерть и война – местным мужчинам всегда найдется работа…

Застолье ревело многоголосым мужским хором, пригласили танцовщиц – но их пока не было. Впрочем, все и так были довольны собой и друг другом.

Жи есть.

Но настоящий разговор только начинался, двое – полковник милиции, командир одного из республиканских ОМОНов, по имени Абдалла, который подсуетился и теперь был амиром джамаата, включавшего в себя почти всех бойцов ОМОНа, плюс пэпээсников, прочих выживших ментов и по мелочи там, и действующий полковник ФСБ Олег – шли по горной тропке от источника, негромко и по делу разговаривая. Тут не было никакой театральности – только конкретный, жесткий разговор.

И только на русском.

– Олег… брат… вы так нас подставили.

– Я же говорю, решение Бельский принимал. Он там договаривался с одним хреном… я в последнюю минуту узнал. Политики, блин…

– Сволочь. И че дальше делать? Олег, ты не соображаешь, какие тут движения пошли. Ты просто не соображаешь.

– Абдалла, вопросов нет. Сам подумай – раньше над тобой был закон, следователь, прокурор. Сейчас – никого. И если тебе мешают ваххабиты – ты можешь с ними конкретно разобраться на месте.

– Ле, Олег, ты не представляешь, о чем говоришь. Меня в первый день могли замочить, я с коллегии ехал. Хорошо, в гражданском… туххум крепкий, спрятался у родственников, потом в горы меня переправили. Ты не понимаешь, что на улицах творилось. Это у вас в городах мент – главный, а у нас… Олег, я брошенные машины видел, форму… я не могу говорить, что они трусы – всем жить надо. К власти такие хайваны пришли, с какой только селухи они спустились. Жрать уже нечего, а они какие‑то движения мутят, туда‑сюда. Говорят, что король Саудовской Аравии пятьдесят миллиардов даст. Лезгины сейчас митинги собирают один за другим, азерам предъявляют за землю. Вахи в город в открытую заходят, проповедовать начинают, в пятницу у мечети не протолкнешься. Ле, Олег, беда будет…

– Абдалла, если на то пошло, пусть те же вахи берут все на себя, пусть они людям кушать готовят, пусть газ продают, пусть дома отапливают, пусть дороги ремонтируют – пусть. Один год, максимум – два, – и люди их на пинках вынесут из республики. И нас обратно позовут.

– Олег, дорогой, а мне как эти два года быть, а?

– Абдалла, ты сам говорил, туххум крепкий. Отсидишься в горах… на край к нам уйдешь, со своими людьми. Мы тебя примем.

– Олег, ты просто не понимаешь, что творится. Я уже собственным детям не верю, любой из них может подняться, а может и вахов в дом пустить. Они в лицо говорят – мы на истине, а вы на куфаре. О, Аллах, какая истина…

– Абдалла. У меня тоже головняков немерено. Соображай – идет грызня за власть. В Москве, не здесь. И если так подумать, тот, у кого есть батальон верных и не разговаривающих много воинов, – тот уже в козырях. А если таковых армия…

– Олег, только скажи. Но нам тоже гарантии нужны будут.

– Гарантия, Абдалла, – мы деньги вам продолжим платить, лично вам – раз. И карандаши… все, что надо подкидывать, – два. Но и от вас потребуется понимание. Сам видишь, что делается. На Украине… НАТО совсем близко подобралось. Нужна будет помощь, нужна…

Кто‑то шел навстречу.

– Нэ валнуйся, дарагой, – громко сказал Абдалла, обнимая русского за плечи, – что бы нэ праисхадыло, ми всэгда друг друга паймем. Эсли НАТО пайдет, ми пэрвые за Рассию встанэм. Всэх НАТО замочим!

Эвакуироваться пришлось в спешке. Ющука чуть не убили на митинге, точнее, не столько избили, сколько унизили, пришлось сесть в самолет и ждать, пока на своем вертолете вернется Кухарцев. Баринов провел все свои встречи относительно нормально, но, учитывая то, что произошло с Ющуком, он нервничал… если делается такое, то могут и на аэродроме появиться, на штурм самолета пойти. Сам Ющук переоделся, привел себя в относительный порядок и выбухал целую бутылку водки – общение власти с народом оказалось не таким, каким он его представлял. Он задернул шторку на иллюминаторе и тупо смотрел перед собой.

Наконец, приземлился «кавказский» спецборт, на соседней площадке, и Кухарцев пешком пробежался до самолета. Тут же отогнали трап и дали разрешение на взлет.

– Ну? – спросил Баринов. Он что‑то ел… какой‑то перекус. Когда он нервничал – он всегда успокаивался тем, что перекусывал.

– Норм. Довел положения.

– А они?

Кухарцев пожал плечами.

– Очкуют, че. Привыкли, что за ними спецназ всегда. Сами с вахами очкуют.

– Обуржуазились.