Я просыпаюсь от пустоты. Эдгара нет рядом. И больше не сомкнуть глаз. Он так и не захотел меня выслушать. Не дал рта открыть. Мой упрямоголовый муж.

«Притворись, что любишь». Как насмешка. Мне незачем притворяться, но разве он поверит? Услышит? Почувствует? Замкнутый круг, и я не знаю, есть ли из него выход. Как докричаться до него, достучаться?

Я не чувствую себя виноватой. Лишь раздавленной, разорванной на части. Отчаяние — вот имя моему состоянию. Но, может, всё же есть надежда? Эдгар вернулся. Не смог уйти. И вот эта ненасытность, смешанная с нежностью. Он не наказывал, а… любил. Как умеет. Как может.

Я выхожу из спальни. Бреду по квартире, и ноги несут меня к кухне. Эдгар сидит как мрачный демон возмездия. На пустом столе — таблетки. Сразу бросаются в глаза. Ну, конечно. Он заметил. Я помню. Считает. Следит. А теперь смотрит на меня холодно, словно я мелкий воришка, что пробрался в дом и захотел украсть драгоценности.

— Тая, — угроза, холод, мрак и преисподняя. И вдруг становится обидно.

— Что? — поднимаю голову и задираю подбородок.

— Ничего не хочешь объяснить? — даёт шанс оправдаться? Лепетать беспомощно, что я виновата, обманула, дрянь такая?

— Я забыла. Но тебе не о чём беспокоиться.

— Как интересно. А главное — как вовремя. Запомни: если ты забеременела, я не стану прикрывать твой грех.

— Да что ты? Надо же, — обида рвётся наружу и разрывает грудь, — а я всё голову ломала: как бы тебя половчее подловить. Ночами не спала, ткала ковёр как Пенелопа. Мечтала осчастливить.

— Тая, — рычит он. Не рявкнул — уже хорошо. — Я не признаю этого ребёнка. И не мечтай. Вы с Леоном просчитались, понимаешь?

Я с Леоном?! От его слов у меня совсем крышу срывает.

— Ты меня всё же выслушаешь, Эдгар. Знаю: вряд ли поверишь, но мне всё равно. У нас с Леоном ничего не было и не могло быть. А вчера… я не провоцировала его. Не вешалась на шею. И оправдываться сейчас не должна и не хочу. Не знаю, что взбрело ему в голову. Но это был не поцелуй двух любовников, как ты воображаешь. Я не могу залезть тебе в голову. Не могу ничего изменить. Но все твои подозрения беспочвенны.

— Браво! — хлопает он в ладоши. Тяжело и медленно. Мой строгий зритель, который не верит ни единому моему слову.

— Думай, что хочешь, — устало опускаюсь на стул. — Мне всё равно.

— Просто признайся, Тая. И всё встанет на свои места.

Я смотрю в его лицо — дорогое и любимое. В глаза, где угнездились и никак не хотят выгнать стылую хмарь подёрнутые льдистым инеем горные вершины. Я люблю его так, что заходится сердце — бьётся, как сумасшедшее, умирает от чувств, которые я не могу перевести в слова. Не поверит. Не поймёт. Подумает, что манипулирую или пытаюсь добиться своего.

— Мне не в чём признаваться, Эдгар, — говорю тихо. — Я бы ушла уже сегодня — без условий, скандалов, изматывающих разговоров ни о чём. Я не могу заставить тебя верить. У меня не получается достучаться до тебя. Ты видишь и слышишь только то, что хочешь. Наверное, это не твоя вина. Ты… так привык. Строгий. Ответственный. У тебя очень много достоинств.

— Я — сплошь одни недостатки. Не продолжай.

Я любуюсь, когда он поднимается со стула. Мой Эдгар. Движения у него резковатые, но мужественные. Сила сквозит в каждом жесте. Я бы хотела прижаться к нему. Погладить висок. Переплестись пальцами. Вместо этого глазею, как голодный — на кусок торта.

— Никуда ты не уйдёшь — первое. Не уйдёшь, пока мы не закончим дело, ради которого весь этот брак затевался. К слову, бал — завтра. Так что ждать осталось недолго. Потерпит твой Леон. С сегодняшнего дня у тебя больше свободы передвижения — это второе. Можешь сходить в магазины. В сопровождении, естественно. Я — в офис, а позже отправимся выбирать бриллианты.

Я моргаю. Сухой. Деловитый. Не похоже, что шутит. Завтра бал? Внутри всё обрывается. Так быстро. А я не успела… Ничего не успела, кроме как влюбиться в невыносимого мужчину.

С этой минуты пошёл обратный отсчёт. Я не могу ходить за ним тенью. Но я бы сделала это. Чтобы запомнить, оставить в памяти оттиск его образа.

Эдгар собрался быстро. Спешил. Наверное, ему противно находиться рядом со мной. Думала, больнее, чем есть, уже не будет. Я ошибалась.

По магазинам ходить я не собираюсь. Разве что погуляю с детьми в парке. Позже. Я пересматриваю свои вещи. Пытаюсь что-то отложить, а потом понимаю: не могу. Нет сил. Не хочу — звучит точнее. Какая разница? Подумаю об этом, когда станет актуально. Тем более, что всё моё — большая часть — так и лежит неразобранное в пакетах. Ну, а не своё брать я не стану.

Неожиданно звонит телефон. Я помню этот номер. Набирала его всего один-единственный раз, зато, пока рассматривала на бумажке, запомнила, наверное, навеки.

— Тая, — голос у Эльзы взволнованный, — что у вас происходит?

— У нас всё хорошо, — лгу я, но она, видимо, знает, поэтому и звонит. Не поздоровалась. Нервничает.

— Леон признался мне, глупый мой мальчик. Я ещё раньше заподозрила неладное, когда поняла, что он намеренно не рассказывал о тебе. Влюбился. Эдгар…

— У нас всё хорошо, — твержу я, сжимая телефон.

— Хотела бы я в это верить, — вздыхает она. — Ну, ладно. Не хочешь рассказывать — твоё право. Ты… только не спеши, ладно? Дай ему время, пожалуйста. Он… поймёт. Всегда такой был. Недоверчивый и подозрительный. Но у него доброе сердце.

— Вы сейчас о Леоне или об Эдгаре? — прикрываю глаза и мрачно улыбаюсь. Мне странно слышать голос женщины, что родила таких похожих внешне и таких разных мальчишек.

— Об Эдгаре, конечно, — сквозь динамики фонит грусть. — Леон… ты прости его, Тая. Юный ещё. Всегда вот так влюблялся скоропостижно. И всегда скрывал свои чувства и девочек, Мне бы сразу догадаться. Но как-то в голове не уложилось, что ты можешь настолько в сердце ему запасть. Леон выживет. Он умеет приспосабливаться. Переболеет. А Эдгар… вот за него я боюсь. Очень цельный. Такие если падают, то плашмя. Всем весом, как подкошенные. К сожалению, у него есть не очень радостный опыт женитьбы. Любил так, что еле вынырнул.

Слушать о том, как кого-то любил Эдгар — выше моих сил.

— Вы простите, Эльза, дети проснулись. С собакой гулять пора. А Эдгар уехал в офис. Всё у нас хорошо, правда. Не переживайте.

Я отключаюсь и без сил падаю на кровать. Зачем она позвонила? И так тяжело. Невыносимо.

Я и без того люблю вашего сына, — веду безмолвный диалог с далёкой Эльзой. — Люблю так, что не помню обид. Я бы радовалась, если бы он остыл, подумал, успокоился. Лишь бы не наказывал недоверием. Не был бы настолько плохого мнения обо мне. Не считал предательницей и неверной женой. Это больно. Невыносимо больно, когда тебе не верят. Особенно, когда я не заслужила подобного отношения. Я люблю его, а он — нет. В этом вся разница.