Вальдивия очень скоро понял, что имеет дело со столь же умелым военачальником, как и он сам, с кем-то, кто отлично знает все слабые места испанцев. Однако поначалу он не очень обеспокоился этим, потому что был уверен в своем превосходстве. Мапуче, какими бы воинственными и смекалистыми они ни были, не могли сравниться в воинском мастерстве с его опытными капитанами и солдатами. «Это лишь вопрос времени, — думал он. — Араукания будет моей». Скоро он выучил имя, передававшееся из уст в уста, — Лаутаро. Так звали токи, осмеливавшегося тягаться с испанцами. Лаутаро! Ему и в голову не могло прийти, что это не кто иной, как Фелипе, его бывший конюх. Это он узнает только в день своей смерти.

Вальдивия навещал отдаленные поселки колонистов и подбадривал их жителей полными непобедимого оптимизма речами. Его сопровождала Хуана Хименес, как раньше сопровождала я, а Мария де Энсио пережевывала свою досаду, оставаясь в Сантьяго. Губернатор писал письма королю, в которых сообщал его величеству, что дикари поняли необходимость принять его власть и благодать христианства, что он укротил этот прекрасный, обильный и приветливый край, где недостаток был только в испанцах да в конях. И между делом просил себе все новых титулов, полномочий и бенефициев, но император эти просьбы оставлял без внимания.

Пастене, адмирал флота, состоящего из двух потрепанных кораблей, продолжал исследовать побережье, продвигаясь с севера на юг и обратно, борясь с невидимыми течениями, страшными черными волнами, неукротимыми ветрами, раздирающими паруса в куски, и тщетно пытаясь отыскать пролив, соединяющий два океана. Ему это так и не удалось. Пролив отыскал другой капитан в 1554 году. Педро де Вальдивия умер, так и не узнав об этом и не исполнив свою мечту расширить границы завоеваний вплоть до этой естественной границы.

Во время своих скитаний Пастене обнаружил места идиллической красоты. Он описывал их с истинно итальянским красноречием, умалчивая о бесчинствах, которые творили его люди. Однако об их зверствах стало известно, как это всегда бывает рано или поздно. Хронист, путешествовавший вместе с Пастене, рассказал, что однажды, сойдя на берег, они были очень радушно приняты местными жителями: их накормили и поднесли подарки, а солдаты в ответ на такое гостеприимство изнасиловали женщин, а мужчин одних убили, а других взяли в рабство. Потом они доставили пленников в цепях в Консепсьон, где выставили их на всеобщее обозрение, как скот на ярмарке. Вальдивия счел, что этот случай, как и многие другие, в которых солдаты проявляли себя не с лучшей стороны, не достоин чернил и бумаги, и не стал сообщать об этом королю.

Другие капитаны, например Вильягра и Альдерете, то приезжали, то уезжали, скакали по долинам, поднимались в горы, погружались в леса, плавали по озерам, утверждая таким образом свое присутствие в этом волшебном краю. У них часто случались стычки с небольшими группами индейцев, но Лаутаро старался не показывать своей настоящей мощи, пока тщательная подготовка к войне в самом сердце Араукании не будет окончена.

Мичималонко погиб в одной из таких стычек с Лаутаро, и некоторые из его воинов перешли на сторону своих братьев по крови, мапуче, но многих Вальдивии удалось удержать у себя.

Губернатор настаивал на продвижении конкисты на юг, но чем большую территорию он занимал, тем хуже ее удавалось контролировать. В каждом городе для защиты поселенцев приходилось оставлять солдат, других приходилось отправлять исследовать территорию, устраивать карательные операции против индейцев, воровать скот и провизию. Армия разделилась на маленькие группки, связи между которыми часто не бывало месяцами.

Зимой конкистадоры укрывались в деревушках колонистов, которые называли городами, потому что невозможно было передвигаться с тяжелым снаряжением по размокшим тропам, под немилосердным дождем, при ночных заморозках, борясь со снегом и ветром, пробирающим до костей. С мая по сентябрь земля отдыхала, вся природа молчала, и только шум взбаламученных рек, стук капель дождя и грозы с громом и молниями прерывали зимний сон.

В это время, когда все отдыхали и темнело рано, Вальдивию одолевали демоны, душу его смущали дурные предчувствия и угрызения совести. Когда он не скакал на коне и шпага не висела на поясе, душа его мрачнела и погружалась в уверенность, что его преследуют неудачи. До нас в Сантьяго доходили слухи, что губернатор сильно переменился, что он быстро стареет, что солдаты уже не доверяют ему так слепо, как раньше.

По словам Сесилии, его звезда взошла, когда он познакомился со мной, и начала клониться к закату, когда он со мной расстался. Мне эта теория совсем не нравится, потому что я не хочу ни быть ответственной за его успехи, ни тем более виноватой в его неудачах. Каждый хозяин своей судьбы.

Вальдивия проводил холодные месяцы под крышей, кутаясь в шерстяные пончо, греясь у жаровни и сочиняя письма королю. Хуана Хименес поила его мате, настоем горькой травы, которая помогала ему переносить боль старых ран.

Тем временем воины Лаутаро незаметно и неотрывно наблюдали за уинками из чащи леса, как приказал им ньидольтоки.

В 1552 году Вальдивия навестил Сантьяго. Он не знал наверняка, что это будет его последний визит, но предчувствовал это, потому что его снова стали одолевать дурные сновидения. Как и раньше, ему снились жестокости и убийства, и он дрожа просыпался в объятиях Хуаны. Откуда я это знаю? Потому что он лечился от кошмаров, заваривая кору латуэ.

В этой стране всем все известно. Приехав в столицу, Вальдивия нашел город украшенным в честь своего приезда, процветающим и хорошо обустроенным, ведь Родриго де Кирога мудро управлял в его отсутствие.

Наша жизнь заметно улучшилась за эти пару лет. Дом Родриго на площади был обустроен под моим чутким руководством и превратился в особняк, достойный вице-губернатора. Так как энергии у меня было много, я приказала построить еще один дом на расстоянии нескольких кварталов с мыслью подарить его тебе, Исабель, когда ты выйдешь замуж. Кроме того, у нас были удобные дома в загородных имениях. Мне нравятся просторные дома, с высокими потолками и галереями, с садами, где растут фруктовые деревья, цветы и лекарственные растения. Третий двор у меня всегда для домашних животных — там они живут под присмотром, и нет опасности, что их украдут. Я стараюсь, чтобы у слуг были достойные комнаты, и злюсь, видя, что у других колонистов лошади живут в лучших условиях, чем люди. Я не забыла, что сама из простой семьи, поэтому я прекрасно нахожу общий язык со слугами, а они за это отвечают мне верностью. Они для меня как семья.

В те времена домашними делами заправляла Каталина, еще здоровая и крепкая, но и я не теряла бдительности, смотря, чтобы слуг никто не притеснял. Мне не хватало суток, чтобы переделать все дела. Я занималась несколькими коммерческими предприятиями, строительством и еще помогала Родриго в делах управления городом. Это помимо благотворительности, необходимость в которой никогда не исчезает. Очередь из бедных индейцев, которые ежедневно получали еду у нас, в несколько колец обвивала Оружейную площадь, а Каталина так сильно жаловалась на толкотню и грязь, что в конце концов я решила открыть столовую на другой улице.