— Не смейте ступать на этот корабль, — негромко произнес Гамалиэль. — Поднимите corvus, возвращайтесь обратно и плывите прочь.

Люций шагнул к нему и положил руку на эфес меча, но Гамалиэль не обратил на него никакого внимания. Капитан разразился громким хохотом, но в глазах его застыла странная нерешительность.

— Ты не в том положении, чтобы отдавать приказы, старик. Прочь с пути, или я прикажу обезглавить тебя прямо на планшире, а твою седобородую голову помещу у нас на бушприте для красоты.

Его люди тоже захохотали, но их хохот потонул в рыке Гамалиэля — такой силы, что их смех моментально стих. Вытянув перед собой посох, старик взревел:

— Тогда вы обречены, на Ад!

Капитан отпрянул. Его привели в бешенство слова старика и еще более — непонятная, неподдающаяся объяснению аура могущества, исходившая от того. Чего проще — шагнуть вперед и снести голову старого дуралея одним взмахом топора. Но все же, все же… он понимал, что не может этого сделать, и сердце его полыхало яростью из-за такого непривычного ему чувства собственного бессилия.

Капитан заорал в ответ, сознавая, насколько слаб и нерешителен его голос по сравнению с ошеломляющим взрывом старика:

— Не зли меня этой болтовней о христианских наказаниях, старик! Я христианскими учениями и их трусливыми рабскими поучениями и задницу-то не вытру!

Саксы двинулись дальше, и тут случилось нечто страшное. Гамалиэль тоже шагнул вперед, и Люций, стоявший прямо у него за спиной, услышал, как опустилась нога старика на узкие доски. Но это не походило на легкий, дрожащий старческий шаг. Он был грозным — и очень, очень тяжелым. Под его весом прогнулись доски.

Люций вытянул шею, чтобы взглянуть на Гамалиэля, но тут же отвернулся. В старике что-то изменилось. Солдат не понял, что именно, и не очень хотел понимать, потому что у него похолодела в жилах кровь. Даже здесь, на морском ветру, он учуял отвратительное, зловонное дыхание. Длинная тень Гамалиэля на воде дрожала и ломалась на волнах, и ужаснувшемуся Люцию показалось, что это тень не человека, а вставшего на задние лапы, чудовищного медведя…

Он, спотыкаясь, отшатнулся от громадной, нависшей тени, перекрывшей corvus, и взгляд его упал на саксов. Никогда Люцию не доводилось видеть выражения такого животного страха, с каким они смотрели на нечто, бывшее раньше Гамалиэлем и смотревшее сейчас на них из-под монашеского одеяния. Члены их одеревенели от ужаса, они попятились, в спешке сбивая друг друга с ног… Люций, так и не решившийся посмотреть непосредственно на массивные очертания перед собой, увидел, что тень на поверхности моря съежилась и снова стала напоминать Гамалиэля; он вновь услышал его голос, сильный и спокойный:

— А теперь расскажи мне: каких кельтских рабов увезли с побережья Думнонии этим летом? И куда их отправили?

Вождь саксов от страха сделался говорливым, одновременно расталкивая своих перепуганных людей и пробивая себе дорогу обратно на корабль.

— В Колонию-Агриппину! Всю эту партию отвезли в Колонию-Агриппину! На Рейне все еще дают хорошие цены. — Тут он повернулся к своим людям и паническим криком приказал поднимать corvus и поднимать паруса. Он не сказал, в какую сторону плыть, но команда его поняла. Куда угодно, куда угодно, лишь бы подальше от этого заколдованного нечестивого судна!

Не нуждаясь в дополнительных командах, саксонские морские волки подняли corvus, оттолкнулись от борта торгового корабля и под полными парусами поплыли на северо-восток.

Ни один человек на борту не осмелился оглянуться. И почему-то ни в этот день, ни в один из последующих ни один сакс не осмелился заговорить о таинственном старике. Потому что стоило им вспомнить о нем, как сердца их леденели, а перед внутренним взором возникали страшные образы.

Gwydda Ariana направился на восток, к песчаным берегам Рейна. К вечеру, наконец-то, поднялся последний туман, ветер задул с юго-запада, и они набрали хорошую скорость.

Люций сидел на носу и делал вид, что точит меч, но делал это вяло и лениво. Гамалиэль сел рядом с ним. Посидев немного и видя, что плечи молодого человека опустились под тяжким грузом, он негромко сказал:

— В этом мире у тебя могло быть много бедствий. Но успокойся: я превозмог мир.

Люций без слов уставился на него.

— С ней все в порядке, — мягко добавил Гамалиэль. — И с ней, и с малышкой все будет хорошо.

Люций вздрогнул.

— Откуда ты знаешь, о чем я думал?

— Я родился не вчера, — улыбнулся Гамалиэль. — Кроме того, будь у меня такая жена, как у тебя, я бы тоже о ней все время думал.

— А ты был когда-нибудь женат, Гамалиэль?

— Ну, была когда-то юная афинянка… но ее отец меня не одобрил. Я в то время работал ночным водоносом, а днем изучал, философию в Лицее. Не совсем тот муж, которого он представлял для любимой дочери.

Люций неуверенно улыбнулся. С ним рядом опять старый, рассеянный друг Гамалиэль. И все-таки, и все-таки…

Потом он все же решился спросить:

— Гамалиэль, а что тогда случилось с пиратами-саксами?

Разумеется, он понимал, что не получит прямого ответа. И не получил.

— Ах, — вздохнул Гамалиэль. — Через меня прошла сила, но не моя. Она только проходит сквозь меня, как ветер пролетает сквозь листву.

— Хватит загадок. Чья сила?

— У осеннего ветра в листьях есть тысяча и одно имя, — сказал Гамалиэль. — Хватит притворяться, что ты затачиваешь меч, и отправляйся в постель. На рассвете мы будем в устье Рейна.

Gwydda Ariana высадил их у мокрой деревянной фактории на болотистых берегах дельты Рейна, и они быстро нашли речное суденышко, которое повезло их на юг.

Они плыли вверх по реке, мимо крупного торгового города Лугдун Батавор, и дальше, в Колонию-Агриппину. Там они расспрашивали всех работорговцев, которых могли найти, и все больше впадали в уныние, узнавая новости.

Многих кельтских рабов, привезенных после летних набегов, купили воины-франки, недавно разбогатевшие, нападая на Бельгику и Галлию. Но на некоторых из этих франков, в свою очередь, устраивали засады мародеры с востока. Восточные всадники, на косматых низкорослых степных лошадках…

Гамалиэль всю ночь просидел, глядя в костер, а Люций спал беспокойным сном, в тревоге и отчаянии.

На заре старик поднял голову и сказал:

— Мы идем на восток.

Они плыли вверх по великому Рейну, мимо суровых пограничных городов Вангион и Аргенторат, все дальше и дальше на юг. Сошли на берег на восточном берегу и пошли сквозь дикую страну Алеманнию, которая называлась Черным Лесом.

Они столкнулись со множеством опасностей и пережили много трудностей там, среди темных сосен и печальных, закопченных деревушек. Но они были настроены твердо и решительно, и шли вперед, и в конце концов пришли к берегам Дуная, где наняли судно, идущее на восток: речной баркас, возивший мозельское вино вниз, в Сирмий и дальше, в Эпидаврий. При каждой возможности они расспрашивали всех, с кем встречались, и в большинстве своем люди считали, что они чокнутые, раз пытаются отыскать одного-единственного раба в величайшей империи, известной человечеству — а то и за ее пределами. Но иногда — очень редко — они слышали намеки или отголоски, и сердца подсказывали им, что нужно активно искать дальше.