Общество фабианцев состоит из социалистов. Оно стремится к новой организации общества посредством эмансипации земли и промышленного капитала от личной и классовой собственности и посредством передачи их в руки общества в видах всеобщего блага».

От других социалистов и в особенности от социал-демократов фабианцы резко отличаются тем, что не верят в социальный катаклизм, не признают революцию ни возможной, ни желательной, протестуют против слишком, по их мнению, враждебного отношения социал-демократов к классу буржуазии, из которого вышли и выходят многие социалисты, требуют враждебности только к буржуазным идеям и инстинктам и не видят принципиальной противоположности между нынешним общественным строем, основанным на принципе частной собственности, и строем социалистическим, основанным на ее отрицании, признавая последний лишь дальнейшим естественным развитием первого.

И вот…, чтобы выяснить принципиальные аспекты того, куда же движется Советская Россия, что она представляет как государственный строй на деле, насколько она ушла вперед, может ли она быть страной-авторитетом или наоборот — страшно далека от представлений интеллигентов Туманного Альбиона, Герберт Уэллс в 1934 году приезжает снова в Москву, и теперь уже встречается и беседует с Иосифом Сталиным.

Я с удовольствием перечитал весь текст их беседы и крайне острые вопросы Уэллса к лидеру СССР относительно того, в чем же он расходится принципиально во взглядах на социализм с английской передовой интеллигенцией.

В этой беседе очень примечателен ее финал и высказанная Гербертом мысль-комплимент Сталину:

«…Уэллс. Я Вам очень благодарен за эту беседу, имеющую для меня громадное значение. Давая мне Ваши разъяснения, Вы, наверное, вспомнили о том, как в подпольных дореволюционных кружках Вам приходилось объяснять основы социализма. В настоящее время во всем мире имеются только две личности, к мнению, к каждому слову которых прислушиваются миллионы: Вы и Рузвельт. Другие могут проповедовать сколько угодно, их не станут ни печатать, ни слушать. Я еще не могу оценить то, что сделано в Вашей стране, в которую я прибыл лишь вчера. Но я видел уже счастливые лица здоровых людей, и я знаю, что у Вас делается нечто очень значительное. Контраст по сравнению с 1920 годом поразительный.

Сталин. Можно было бы сделать еще больше, если бы мы, большевики, были поумнее…»

Согласитесь — звучит интригующе!

Оказывается, что такой подкованный интеллектуал, обществовед и фантаст, как Герберт Уэллс, уже в 1934 году не видел в мире никого интереснее, чем Сталин и Рузвельт.

Я очень его понимаю — ведь и Сталину, и Рузвельту пришлось практически, то есть на деле, выводить экономики своих стран из того болота, в котором они оказались благодаря именно безраздельному господству капитала и частной наживы.

Когда Рузвельт вступил в должность, США находились в небывалом кризисе. В феврале 1933 года всему банковскому делу грозил крах, и было несколько случаев голодной смерти в стране, страдающей от избытка продуктов питания. Ну а о состоянии досталинской экономической жизни в России я уже изложил выше…

Там дело несколькими голодными смертями не обходилось… Поэтому, чтобы понять послевоенное устройство мира или устройство этого мира силами одной из сторон — американской или советской, — важно взглянуть на то, что роднило взгляды Сталина и Рузвельта. Хотя, повторяю, — они руководили в разных экономическо-политических условиях.

Вот хотя бы еще один фрагмент беседы Сталина и Уэллса на эту тему:

«…Уэллс. Я согласен со многим из того, что Вы сказали. Но я хотел бы подчеркнуть, что если страна в целом приемлет принцип планового хозяйства, если правительство понемногу, шаг за шагом, начинает последовательно проводить этот принцип, то в конечном счете будет уничтожена финансовая олигархия и водворится социализм в том смысле, в каком его понимают в англосаксонском мире. Рузвельтовские лозунги «нового порядка» имеют колоссальный эффект и, по-моему, являются социалистическими лозунгами. Мне кажется, что, вместо того чтобы подчеркивать антагонизм между двумя мирами, надо было бы в современной обстановке стремиться установить общность языка между всеми конструктивными силами.

Сталин. Когда я говорю о невозможности осуществления принципов планового хозяйства при сохранении экономической базы капитализма, я этим ни в какой степени не хочу умалить выдающиеся личные качества Рузвельта — его инициативу, мужество, решительность. Несомненно, из всех капитанов современного капиталистического мира Рузвельт — самая сильная фигура. Я поэтому хотел бы еще раз подчеркнуть, что мое убеждение в невозможности планового хозяйства в условиях капитализма вовсе не означает сомнения в личных способностях, таланте и мужестве президента Рузвельта. Но самый талантливый полководец, если обстановка ему не благоприятствует, не может добиться той цели, о которой Вы говорите. Теоретически, конечно, не исключено, что можно в условиях капитализма понемногу, шаг за шагом, идти к той цепи, которую Вы называете социализмом в англосаксонском толковании этого слова. Но что будет означать этот «социализм»? В лучшем случае — некоторое обуздание наиболее необузданных отдельных представителей капиталистического профита, некоторое усиление регулирующего начала в народном хозяйстве.

Все это хорошо. Но как только Рузвельт или какой-либо другой капитан современного буржуазного мира захочет предпринять что-нибудь серьезное против основ капитализма, он неизбежно потерпит полную неудачу. Ведь банки не у Рузвельта, ведь промышленность не у него, ведь крупные предприятия, крупные экономии — не у него. Ведь все это является частной собственностью. И железные дороги, и торговый флот — все это в руках частных хозяев. И, наконец, армия квалифицированного труда, инженеры, техники, они ведь тоже не у Рузвельта, а у частных хозяев, они работают на них. Нельзя забывать о функциях государства в буржуазном мире. Это — институт организации обороны страны, организации охраны «порядка», аппарат собирания налогов. Хозяйство же, в собственном смысле, мало касается капиталистического государства, оно не в его руках. Наоборот, государство находится в руках капиталистического хозяйства. Поэтому я боюсь, что Рузвельт, несмотря на всю свою энергию и способности, не добьется той цели, о которой Вы говорите, если вообще у него есть эта цель. Может быть, через несколько поколений можно было бы несколько приблизиться к этой цели, но я лично считаю и это маловероятным.

Уэллс. Я, может быть, сильнее, чем Вы, верю в экономическую интерпретацию политики. Благодаря изобретениям и современной науке приведены в действие громадные силы, ведущие к лучшей организации, к лучшему функционированию человеческого коллектива, то есть к социализму. Организация и регулирование индивидуальных действий стали механической необходимостью, независимо от социальных теорий. Если начать с государственного контроля над банками, затем перейти к контролю над транспортом, над тяжелой промышленностью, над промышленностью вообще, над торговлей и т. д., то такой всеобъемлющий контроль будет равносилен государственной собственности на все отрасли народного хозяйства. Это и будет процессом социализации. Ведь социализм с одной стороны и индивидуализм — с другой не являются такими же антиподами, как черное и белое. Между ними имеется много промежуточных стадий. Имеется индивидуализм, граничащий с бандитизмом, и имеется дисциплинированность и организованность, равносильная социализму. Осуществление планового хозяйства зависит в значительной степени от организаторов хозяйства, от квалифицированной технической интеллигенции, которую можно шаг за шагом завоевать на сторону социалистических принципов организации. А это самое главное. Ибо сначала — организация, затем — социализм. Организация является наиболее важным фактором. Без организации идея социализма — всего лишь идея.