Но все же рискну продолжить…, ибо социально-экономическая обстановка последних десяти лет перед Второй мировой войной удивительно схоже воспитывала политэкономическое образование обоих лидеров государств — и СССР, и США.

Если всмотреться в то, как эти лидеры двух стран видели послевоенное развитие мира, то можно очень хорошо себе представить, в какой атмосфере были бы встречены экономические варианты Сталина, окажись он штурманом мировой экономики с наличием ядерной страховки за спиной.

Еще во время выхода из Великой депрессии 1932–1933 годов Рузвельт смело начал столбить место государственной регулирующей роли в предпринимательском американском духе свободного рынка и конкуренции.

Тяжесть кризиса и убеждения Рузвельта привели к тому, что произошел количественный и качественный скачок в значении института президентов. В более широком масштабе, чем даже при Теодоре Рузвельте и Вудро Вильсоне, Белый дом стал энергетическим центром всей американской правительственной системы, источником новых идей, движущей силой торговли, двигателем социального преобразования и тем самым, по представлению Рузвельта, воплощением всеобщего блага. Для массы американского населения федеральное правительство и президент в первый раз стали узнаваемой составной частью их повседневной жизни, центром их ожиданий и надежд.

«Рузвельт вел дело» до границ возможного, которые американская конституционная система устанавливает даже сильному президенту. Он был артист в политике власти.

Как ни один президент до него, он вырвал у Конгресса законодательную инициативу и в этом смысле расширил законодательную функцию института президентов.

Рузвельт побил все рекорды использования власти вето, в общей сложности он наложил вето 635 раз. Он обхаживал и уговаривал решающих депутатов и сенаторов в личных разговорах, использовал возможность должностного покровительства и, если было необходимо, оказывал давление на Конгресс с помощью общественного мнения.

Рузвельт сконцентрировал ожидания общественности на институте президентов, потому что умел оба средства массовой информации того времени, прессу и радио, несравненным образом использовать как инструменты своей политики.

Рузвельт был первым президентом средств информации. Он господствовал в крупных газетных заголовках не в последнюю очередь вследствие своей суверенной политики «открытых дверей» по отношению к работающим в Вашингтоне журналистам.

Из года в год парализованный ниже пояса президент собирал дважды в неделю вокруг своего письменного стола до 200 журналистов. Они могли задать ему любой вопрос без предварительной письменной заявки. Эти конференции были шедеврами умения обходиться со свободной прессой. По значимости их сравнивали с часом вопросов и ответов в британской палате общин. Тайна успеха его непринужденных бесед у камина (fire-side chats) по радио, которые завоевали миллионную публику, заключалась в том, что этот диалог с народом не был для Рузвельта манипуляционной уловкой, а касался сути его понимания демократии.

Вот, собственно, и я, пусть и не принародно в нашей заочной каминной беседе с Владимиром Богдановичем Резуном, скромно надеюсь с оглядкой на этот американский опыт на конструктивный разбор русской сути коммунизма и анализ возможных встречных доводов антикоммунизма…

…продолжу…

Наряду с открытием банков Рузвельт, если он хотел вернуть доверие населения к правительству, должен был срочно приступить к неотложной социальной проблеме — огромной безработице. Нельзя было ждать, пока реформа законодательства принесет ожидаемые экономические плоды. Средствами временного улучшения были прямые выплаты пособий социального обеспечения союза отдельным штатам и общинам, но прежде всего широкая государственная программа трудоустройства, которая началась в марте 1933 года как временная вынужденная мера и закончилась, вопреки первоначальным планам, только с вступлением США во Вторую мировую войну.

Как бы ни была запутана внешняя картина сменяющих и дополняющих друг друга программ и организаций, как бы ни соперничали друг с другом интенсифицирующие капитал и труд проекты, основная идея Рузвельта была проста: он хотел убрать с улицы тех трудоспособных безработных, которые не нашли рабочего места в частном хозяйстве, уберечь их от обнищания и отчаяния и вернуть чувство самоценности посредством уверенности, что они заработают свое пропитание, сознательно трудясь для общего блага. Если прибавить к этому членов семьи, то 25–30 миллионов человек получат пользу от хотя и скромных зарплат за государственную работу.

Администрация под руководством доверенного лица Рузвельта Гарри Хопкинса построила 122 000 общественных зданий, 664 000 миль новых дорог, 77 000 мостов и 285 аэропортов. Работу получили даже учителя, художники и писатели, чем Рузвельт завоевал формирующую общественное мнение прослойку для «нового курса».

К самым глубоким вмешательствам государства в рыночную экономику относятся вспомогательные мероприятия в сельском хозяйстве, которое, бесспорно, являлось наиболее пострадавшей отраслью экономики. Опираясь на срочно изданные Конгрессом законы, правительство Рузвельта предприняло широкую попытку регулировать производство и цену. Проклятие перепроизводства подталкивало также к вмешательству в промышленный сектор.

С федеральным законом о восстановлении промышленности связывалась надежда посредством своего рода кооперативной саморегуляции под нестрогим надзором и при содействии правительства заменить «разрушающую конкуренцию» «честной конкуренцией». Правительство, предприниматели и рабочий класс должны были добровольно сотрудничать, чтобы стабилизировать производство, цены и зарплаты.

Рабочий класс в этой концентрированной акции впервые в истории США получил как вознаграждение право свободной, стоящей над предприятием организации и право вести коллективные переговоры по тарифам. Далее были согласованы максимальный рабочий день и самые низкие зарплаты, полностью был запрещен труд детей до 16 лет.

Решающий шаг союза на пути к социальному государству был отмечен законом о социальном обеспечении 1935 года, который ввел страхование безработных и пенсию по старости. Но начала социального обеспечения были чрезвычайно скромными.

Почти половина американцев была еще лишена возможности пользоваться и без того незначительными выплатами. Не было введено страхование на случай болезни. Законодательство «нового курса», однако, и сегодня еще определяет двойную структуру федерально-государственной социальной политики. Оба основных принципа социального государства, финансированное за счет взносов социальное страхование и финансируемая из налогов социальная помощь или социальное обеспечение, уходят корнями в 30-е годы.

Ну и как Вы думаете, коллеги… было тут чему и чем восхищаться фантасту Уэллсу?

Могли Сталин и Рузвельт иметь сходное представление о роли государства в рыночной экономике? Мог ли американский народ справедливо воспринять экономические действия коммуниста Сталина в Европе, когда почти десять лет он видел рузвельтовские результаты как нечто подобное у себя в американском хозяйстве?