— Он ушел? — спросила она тихо.

Рона вытащила блокнот:

— Вы кого-нибудь видели?

Кивок, каштановые кудри качнулись.

— Было темно — я не видела его лица, но на нем были толстое пальто и шерстяная вязаная шапка. А что, если он вернется обратно?

— Патрульная машина будет наведываться сюда всю ночь. А сейчас, если вы ничего…

— Эш, пожалуйста, останьтесь, в смысле, здесь много свободных комнат, и я не хочу остаться в одиночестве, если он вернется. Тетя Джен забрала собак с собой, и что, если это был не просто взломщик, что, если это был… кто-то приходил за мной?

Рона расправила плечи:

— Думаешь, что ты какая-то особенная, так, что ли?

— Я только…

— Ты думаешь, что Мальчик-день-рождения за тобой охотится, потому что… — Рона продолжила театрально-трагическим голосом: — Потому что ты единственная, кто может остановить его! — Хрюкнула. — Ты что, серьезно?

— Это не…

— Такое только в фильмах бывает, Принцесса. Серийные убийцы полицейских не преследуют, они их, наоборот, как огня боятся.

Доктор Макдональд сделала шаг назад:

— О… — Прикусила нижнюю губу. Отвела взгляд в сторону.

— Все в порядке, Рона, хватит. Она не виновата в том, что испугана.

— Да ладно вам. Тут но всему видно, что она это подстроила, чтобы привлечь внимание. Сама могла дверь расцарапать, да и описание не самое…

— Я сказал, хватит.

Доктор Макдональд еще сильнее прижала игрушку к груди:

— Пожалуйста, Эш?

— Ей богу, шеф, я ведь что говорю — никакой это не Мальчик…

— Пожалуйста?

Я лежал на кровати на спине, в темноте, в незнакомой комнате, и смотрел на полоску света, двигавшуюся по потолку, — свет фар проезжавшей мимо машины.

Столько времени ничего не было, и вдруг появился этот Стивен Уоллес. Пусть это будет он. Пусть этот ублюдок окажется им.

Я провел пальцами по поверхности маленькой бархатной коробочки, которую дал мне Крошка Майк. Шершавая в одну сторону, гладкая — в другую, и маленькая ложбинка в том месте, где крышка и корпус коробочки соединяются.

Пусть Стивен Уоллес будет той сволочью, которая убила Ребекку.

Четыре года поисков, вранья и ожиданий. Четыре года, когда все рухнуло. Четыре года молитв за возможность схватить ублюдка. Быть рядом, когда он сделает признание, и наблюдать за ним до самого конца его убогой жизни.

Стук в дверь.

— Эш?

Я сунул коробочку под подушку:

— Да?

Дверь открылась. Снаружи стояла доктор Макдональд во фланелевой пижаме, копна кудрей на голове.

— Я хотела… — Кашлянула. — Спасибо, что вы остались.

— Попытайтесь поспать, о’кей?

— Вы великолепный отец. — Закрыла дверь, снова оставив меня в темноте и в одиночестве.

Я схватил его за горло и сжал руки.

По дому плыл запах поджаривающегося бекона, я как раз вытаскивал носки из кучи моей одежды на полу. Понюхал их. Сойдет еще на один день. Хотя нужно будет зайти к Роне, забрать чистую одежду. Кожа, все еще влажная после душа, покрылась мурашками.

Надел один носок, и тут зазвонил мобильный телефон: «МИШЕЛЬ».

Закрыл глаза, сделал глубокий вдох. Отличное начало дня. Но все равно ответил, постарался говорить дружелюбно:

— Она опять с тобой…

— Ты, мать твою, опять в какие-то игры играешь, а? Я одна воспитываю твою дочь, и это очень непросто, а ты мне каждые две минуты дерьмо подкладываешь!

Я плюхнулся на край кровати, взял второй носок:

— Доброе утро, как у тебя дела?

— Хватит меня подначивать, Эш Хендерсон, ты прекрасно знаешь, что Кети вышибли из школы. Скажи мне, как я могу заниматься воспитанием, когда ты таким дерьмом занимаешься?

Откуда-то снизу послышался голос доктора Макдональд:

— ЭШ? ЗАВТРАК ПОЧТИ ГОТОВ. ЧАЮ ХОТИТЕ?

— Я прекращаю разговор, Мишель. — Я натянул второй носок.

— И это что, твой ответ на все? Сбегаешь. Ты не можешь взять Кети и не сказать мне!

— Взять? Я никого не брал. Какого черта ты…

— Безответственный засранец. И почему я подумала, что ты изменился?

— Кети не с тобой? — Скрутило живот.

— Я вообще не понимаю, почему я должна беспокоиться, ведь ты…

— Мишель! Ты не могла бы заткнуться на пару секунд. Где Кети?

Пауза.

— Она у тебя дома.

— Нет, ее нет там.

— Она пишет в записке, что…

— У меня там все заколочено — затопило все, и меня там не было со вчерашнего утра. Как ты могла выпустить ее из ноля зрения?

— Эш? — На другом конце линии послышался глухой удар. — О господи, а что, если она убежала? Что, если она сбежала, как Ребекка? Что если мы больше никогда не увидим нашу девочку?

Нет. Только не это. Только не снова. Я сглотнул:

— Ты сказала, что она оставила записку.

— О господи, Эш, что, если она убежала?

— Записка, Мишель! Что она в ней написала?

— Я накричала на нее, когда пришла домой. А что мне было делать, когда ее из школы выгнали!

— Она, наверное, дуется на нас, наказывает за то, что мы не встали на ее сторону в этом деле со школой. Кети, скорее всего, дома у кого-нибудь из ее друзей. — Пожалуйста, пожалуйста, пусть она будет у друзей! — Прочти мне эту чертову записку!

— Я накричала на нее…

— Мишель, успокойся, пожалуйста, и…

Стук. Дверь распахнулась.

В холле стоит доктор Макдональд, в синем передничке поверх ее обычных полосатой блузки и джинсов. Держит в руках чашку чая.

— Подумала, что вы могли бы… — Ее щеки покрылись румянцем, а глаза полезли на лоб. Уставилась на меня.

А на мне не было ничего, кроме нары носок, и телефон к уху прижат.

— Ой! — Она резко развернулась. — Извините… Я… Завтрак на столе…

Натянул на себя брюки:

— Да отвечай же, черт возьми!

С другого конца линии гудки, гудки, потом:

— Олдкасл четыре девять шесть ноль три два семь? — Мужской прокуренный голос.