Единственная сила, претендующая на статус общепланетной, перестала существовать. И потому решать три предыдущие стало некому. Впрочем, Контролер действительно не представлял, с кем имеет дело. Никто на Земле этого не представлял. Даже сам Олег. Так было еще несколько минут назад. Сейчас все изменилось.

Кормачев ждал его в операционном зале. Зал был почти пуст. Из двух десятков мест занято было только три. Остальные уныло пялились на окружающих темными провалами потухших мониторов, на большинстве из которых лежали пожухлые букетики полевых цветов, придавая им сходство с могильными камнями. И это еще больше подчеркивало ту атмосферу безысходности, которая все больше охватывала тех, кто остался в живых. Кормачев сидел за одним из таких виртуальных памятников и зло покусывал губу. Заметив Олега, он вскочил на ноги и быстрым шагом подошел к нему.

— Ну как?

Олег жестко произнес:

— Нам следует рассчитывать только на себя.

Кормачев скрипнул зубами. Нынешнего Генерала он боготворил, и то, что с тем творилось, было для него личной трагедией. Они помолчали, а потом Кормачев снова спросил:

— А как ЭТОТ?

Уточнять, о ком идет речь, необходимости не было. Среди персонала захваченных землянами производственных комплексов не оказалось ни одного Контролера первого уровня, а второй уровень имело всего шесть единиц. И только один из них базировался на человеческой составляющей. Остальные были чисто электронными организмами.

Когда Олег кратко пересказал содержание разговора, Кормачев усмехнулся.

— Что мне нравится в канскебронах, так это умение корчить из себя соль Вселенной, даже вляпавшись со всего размаха в дерьмо.

Олег кивнул. Они помолчали, а затем Кормачев тихо спросил:

— Ты уверен, что сможешь убедить его работать с нами?

Олег пожал плечами:

— А разве у нас есть другие варианты?

И в этом была их основная проблема. Берсерки умели чувствовать Рисунок, то есть на интуитивном уровне ощутить правильное решение стоящей проблемы, иногда даже до того, когда само наличие этой проблемы становилось осознанным фактом. Но то, что четко срабатывало в бою, когда главным было вовремя убрать голову, отпрыгнуть в сторону и нанести удар, в других областях только осложняло жизнь. Поскольку в жизни мало знать, ЧТО и КАК следует делать, надо еще убедить остальных довериться твоему знанию. А самой сложной задачей во все времена и среди всех народов было как раз убедить людей поступать не красиво, не легко и не привычно, а ПРАВИЛЬНО.

— В конце концов, один раз мы уже сумели их сильно удивить. Почему бы не попытаться сделать это еще раз. А с Контролером будет легче. Он сам сформулировал наши проблемы, и, если мы продемонстрируем ему, что справились с их решением, ему некуда будет деваться. К тому же его построения базируются на паре фактологических ошибок, например, с численностью «дикого» генофонда они ошиблись практически на порядок. Так что канскеброны сами подготовили себе ловушку: они слишком верят цифрам и привыкли мыслить логически-прямолинейно, и если цифры покажут, что мы правы, то им ничего не останется, как попытаться разобраться, в чем же заключается наш секрет. А сделать это они смогут только вместе с нами, — на лице его появилось странное подобие усмешки, — а мы уж постараемся, чтобы им понравилось вместе с нами.

Кормачев ухмыльнулся. То, что они собирались сделать, со стороны людей капониров, да и любых других «диких», на первый взгляд выглядело предательством. Но у них действительно не было другого выхода. Рисунок можно изменить, но для этого под рукой должен быть подходящий инструмент, например карандаш. Принципиально отказываясь от карандаша, ничего не изменишь. И таким карандашом для них должны были стать Измененные.

— Пи-и-ить… — Ольга чуть приоткрыла веки и, облизав языком липкую белую слизь, облепившую губы, снова прошептала: — Пи-ить.

Кто-то сидящий за ее изголовьем и потому невидимый встал и, отчаянно скрипя при каждом шаге кожей обувки, подошел к ней. Перед ее глазами появилась рука с короткими крепкими пальцами, густо покрытая жесткими черными волосками. Рука держала глиняную кружку. Ольга несколько мгновений собиралась с силами, а затем обхватив кружку обеими руками, поднесла ее ко рту. Первый же глоток принес огромное облегчение. Ей показалось, что она пьет не обыкновенную воду, а нечто божественно-вкусное. И этого вкусного было много, целая поллитровая кружка, даже чуть больше… Пинта? Ольга оторвалась от кружки и повернула голову. Слева от нее стоял высокий мужчина лет сорока пяти, с дочерна загоревшим лицом, одетый в длинную рубашку причудливого покроя, сшитую из хорошо выделанной оленьей кожи и украшенную бахромой вдоль рукавов и на спине. Он с интересом смотрел на нее. Прошло несколько длинных минут, потом мужчина спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

Ольга отвлеклась от рассматривания мужчины и прислушалась к себе. Странно, но еще минуту назад, когда она очнулась, доминирующим ощущением была ломота во всем теле, к которой примешивалась тупая боль в висках и онемение шеи, но сейчас эти ощущения хотя и не исчезли до конца, но стали намного слабее, причем этот процесс продолжался. Боль таяла, будто кусок сахара в кружке горячего чая.

— Чем вы меня напоили?

Но тот не ответил, продолжая настойчиво смотреть на лее, как будто от ответа на его вопрос зависело что-то очень важное. Ольга осторожно поставила кружку на тот край матраса, который примыкал к каменной стенке комнаты, и села на кровати. В этот момент что-то лязгнуло, и, когда Ольга повернулась на звук, ей в лицо уставился черный зрачок дула тяжелой винтовки.

— Я задал тебе вопрос.

Ольга замерла, борясь скорее не с испугом, а с той волной тошноты и ярости, которая внезапно поднялась в ней и которая лучше, чем что-либо иное, доказала девушке, что все произошедшее с ней в кабине атакатора ей не приснилось и что она действительно берсерк. Но пока ствол винтовки смотрел ей в лицо, остановить эту волну было невозможно.

— Уберите винтовку, а то я убью вас.

Похоже, в ее голосе было что-то, что придало ее словам необходимый вес, потому что мужчина медленно отвел ствол в сторону и поставил оружие к стене.

— Извините, мэм.

Ольга осторожно расслабила стиснутые кулаки и привалилась к подушке.

— Вы всегда так обращаетесь с женщинами?

Мужчина помрачнел и бросил быстрый взгляд в сторону стоящей винтовки, отчего ее вновь охватил приступ тошноты. Но так как винтовка осталась на месте, девушка смогла с ним справиться. Мужчина сказал глухим, раздраженным тоном:

— Я нашел вас неделю назад среди обломков машины слуг дьявола. Она грохнулась так, что повалило деревья, отстоящие почти на сотню ярдов от места падения. Ваша кожа на левом боку была обуглена, ноги ниже колен представляли собой месиво из мяса и костей, а вместо одного глаза зияла дыра. Причем я добрался до места падения только на второй день, поскольку машина упала на той стороне хребта. Сказать по правде, сначала я решил, что вы — труп, и собрался похоронить вас. Но когда я начал читать над вами отходную молитву, вы внезапно зашевелились. Пока я вез вас к своему дому на волокуше, обгоревшая кожа слева сшелушилась, обнажив новую, а когда позавчера я отер мокрой тряпкой коросту на вашем лице под ней обнаружился новый глаз. — Он сделал паузу, давая ей время осознать все, что он сказал, а затем упер в нее требовательный взгляд своих серо-водянистых глаз, густо обрамленных лучиками морщинок. — Господь не дал своим чадам ТАКИХ способностей. И потому я, именем Господа нашего, спрашиваю вас: кто вы такая?