Гена перед отъездом выглядел расстроенным. Улетать из страны вечных каникул не хотелось. Гагарин рассмеялся.

– Слушал прогноз. На родине полярный антициклон и небывалые холода. Говорят, за последние лет пятьдесят…

– Да, и снега по пояс. Люблю я русские зимы…

В самолет загрузили больного повара.

– Вот, кажется, и всё.

– Ничего, не в последний раз…

– Конечно, ещё вернусь.

– Ну, значит, до встречи.

– Ой, смотри, как интересно, – вмешалась в процедуру прощания Дана.

К острову приближалась грозовая туча. Мощная, низко посаженная, она таранила днищем море. Море расступалось.

– Успеете взлететь или как?

Денисенко, словно главный ответственный за полёт, пожал плечами.

– Надо поспешить. Ну, значит, пока?

– Ну, значит, пока.

Пожал руку. Денисенко нырнул в самолёт. Олег и Дана отошли на безопасное расстояние, когда заработали лопасти.

53

Когда заработали лопасти, поднялся лёгкий ветерок. По морю пробежала рябь, словно черты лица исказила судорога. Самолёт разбежался и взмыл. В сторону от приближающейся грозы. Курс на северо-запад. В даль светлую.

– Ты посмотри, как красиво (Олег Дане).

– Вижу-вижу. Даже сердце заходится от такого мрачного великолепия. Ой, Олег, смотри, смотри.

Она указывала на море, которое осторожно отступало от берега. Обнажая рельеф дна.

– Всегда мечтал увидеть, как море выглядит с изнанки. Дана, жаль, что у нас нет с собой видеокамеры.

– У тебя же телефон снимает. Сейчас, подожди…

Вода продолжала отступать. Ровный песчаный берег уходил в резкий обрыв, в котором и начиналась подлинная глубина. Несколько раз Олег заплывал дальше обычного, туда, где море резко меняет цвет и светлые пастельные полутона переходят в угрюмость.

– Смотри, какое чистое у нас море, – сказал Олег, совсем не чувствуя опасности. – Никакого тебе мусора, водорослей, у дна младенческая, светлая кожа.

– Не нравится мне всё это, – сказала Дана и поёжилась.

Резко похолодало. Начался дождь. Гагарин предложил укрыться в доме, на что Дана заметила, мол, не успеем добежать. Вымокнем. Встали под навесом. Прижались друг к другу. И тут Дана закричала раненной птицей.

– Смотри, смотри!

54

Несмотря на дождь, поднялась пыльная буря. Мешала смотреть. То, что издали казалось тучей, оказалось огромной волной, которая мчала с нарастающей скоростью прямо на остров. Цунами!

Пейзаж резко изменился, оттенки цветов исчезли, смешавшись в единую серую кляксу, что разрасталась и разрасталась, подминая под себя пространство. Море, вставшее на дыбы, подобно гигантскому тигру, готовилось к прыжку.

– Доберётся до нас или нет? – закричал Олег, но голос его потерялся в грохоте и круговороте стихий.

– Не знаю, – угадала Дана и прижалась к Олегу. Только тогда он расслышал. – Мне страшно. Я не хочу умирать.

– Не бойся, я с тобой, – прокричал он, глядя в испуганные глаза. – Все будет хорошо. Я знаю.

– Откуда ты можешь знать? Что такого ты написал в своем блокноте? – спросила она, уже не таясь, о самом главном. Потому что на второстепенное времени уже не оставалось.

– Ничего. Долгую и счастливую жизнь…

Последние слова Олега потонули в яростном приступе, которым водяная магма начала штурмовать остров. Вода обрушилась на Цереру с неистовством цепной собаки, сорвавшейся с цепи.

В одно мгновение, в одно касание она затопила берег, сад и дорожки в саду, обрушилась на Главный Дом и хозяйственные постройки.

Огромные, хищные языки воды слизывали деревья и сметали хлипкие, казалось, картонные, стены, а крыши, подобно щепкам-лодочкам, снялись с якоря и поплыли вслед за яростным течением. Ну, и столы, стулья, кто бы мог подумать, что на острове так много мебели, целая регата.

Выжить в такой круговерти невозможно. Однако Олег, странным образом, ощущал удивительный для катастрофической ситуации покой. Внутри него (на уровне живота) образовалась зона абсолютной уверенности, противостоявшей бушующему космосу.

Гагарин воспринял цунами как личный вызов стихии. Гагарин противопоставил этому вызову покой, граничащий с безразличием. Он сам себя так настроил. Никакой паники, залог их спасения с Даной только в этом. Только в этом.

55

В какой-то миг казалось, что ещё чуть-чуть – и их накроет, смоет и утопит грязный, безжалостный поток. Олег не мог оторвать взгляд от одного шезлонга, который вынесло из дома и носило гибельным мотыльком. Стихия играла вещью, гнула и ломала, ещё чуть-чуть – и мутная стихия доберётся до…

Но тут огромная волна, подмявшая остров, начала отступать. Её сила выказала пределы и стала менее убедительной. Пока незаметно, пока чуть-чуть, но становилось ясно, что выше головы громада уже не прыгнет. Шезлонг, покувыркавшись, разлетелся вдребезги и по частям улетел в открытый космос.

Цунами со стороны было похоже на огромный водяной костёр, языки солёного, влажного пламени вылизывали шероховатые поверхности острова, пытаясь добраться до самой высокой точки Цереры.

Да только силы не хватило. Океан расплевался с Гагариным, замусорив взлётную полосу, и покатил дальше. С тыльной стороны цунами выглядело менее грозным. Постепенно единый водный фронт разделился на тучу и на волну, которые всё уменьшались и уменьшались, пока окончательно не исчезли вдали.

Олег и Дана молча провожали цунами глазами. Взявшись за руки. Словно по щелчку фокусника, вновь включились голубое небо и полная безмятежность. Неизвестно откуда возникают птички, вернувшиеся на оставшиеся деревья.

Деревьев, кстати, мало. Ураган и цунами практически очистили остров от следов человеческой (и не человеческой тоже) деятельности. Ничего и никого. Шаром покати. Пусто. Истинное Беловодье, теперь уже точно можно переименовывать.

Дану начинает бить мелкая дрожь. Она падает на колени, начинает плакать. Левой рукой Дана выводит на песке непонятные иероглифы. Скорее всего, механически.

– Ж-жи-вы, – говорит она, заикаясь так же категорично, как в глубоком детстве. – В-всё-таки ж-живы.

– А ты сомневалась? – говорит Олег, точно счастливое спасение – целиком дело его рук. Или его воли.

– Я д-думала, ч-что пришёл наш смертный ч-час. Ч-что мы погиб-бнем.

– Глупости какие. Пойдём посмотрим на масштаб разрушений. Может, хоть что-то осталось?

Дана осматривает окрестности. На месте, где стоял Главный Дом, зияет безобразная дыра.

– В-вряд ли, Олег. Как же мы б-будем жить д-дальше?