Дверь распахнулась, и в комнату вошёл Иван. Окинув хмурым взглядом перепачканные мёртвые тела, он выжидательно посмотрел на Аксинью.

— Выноси их по одному и в телегу укладывай, — распорядилась она. — Только дверь в зал запри, чтоб никто из посетителей вдруг не вышел.

— Так мы что, вместе с ними поедем? — ужаснулся Назар, глядя на трупы.

— Не боись, мы их по пути выбросим, — «успокоила» его женщина.

Когда Иван перенес тела разбойников и спящего Назара, Аксинья и вложила ему в ладонь две пачки денег.

— Это тебе за хорошую работу. Ты за заведением и за избой моей пригляди, покуда меня не будет. Когда возвернусь, ещё больше тебя вознагражу.

Осыпаемая благодарностями Ивана, она взобралась в телегу и взяла в руки вожжи.

— Ежели кто меня спрашивать будет, — сказала женщина на прощанье, — говори, что за мясом к бурятам в тайгу уехала. А в комнате приберись, чтоб всё чисто и красиво было.

Она дёрнула за вожжи, взмахнула кнутом, и лошадь на удивление легко потянула за собой перегруженную телегу.

Утром Сибагат Ибрагимович с удовольствием наблюдал, как Яшка кормит медведицу. Запертая в «прогулочной» половине вольера медведица радостно ревела в ожидании пищи. Она металась по клетке, останавливалась, становилась на задние лапы, а затем приседала и принюхивалась.

Прежде чем войти во вторую половину вольера, так называемую «трапезную», старый бурят проверил надёжность перегородки, разделяющую вольер на две половины, и дверку в ней, надёжно ли она заперта. Затем через калитку вошёл в «трапезную» и втащил половину тушки оленя.

Медведица заурчала и в нетерпении принялась «нарезать круги» по прогулочной половине вольера.

Не обращая на неё внимания, Яшка заглянул в её берлогу, прошёлся внутри вольера и проверил надёжность клетки. Затем он сходил за водой и заполнил ею деревянную «чашу», выдолбленную из ствола сосны.

Лишь полностью убедившись, что всё хорошо и вольер готов для дальнейшего безопасного содержания в нём опасного животного, он выбрался наружу и подошёл к рычагу, с помощью которого открывал проход в перегородке.

Уже привыкшая к подобной процедуре медведица, как только открылась дверка, с радостным урчанием перебежала из «прогулочной» половины в «трапезную» и, сердито урча, набросилась на угощение.

«Кушай-кушай, моя красавица, — думал, с умилением глядя на неё, Сибагат Ибрагимович. — Ты и сама не знаешь, какую приносишь пользу мне, своему хозяину. Обнять бы и расцеловать тебя за это. Вот только ты уже вышла из того возраста, когда игра с тобой доставляла нам обоим огромное удовольствие…»

Вдоволь наглядевшись на то, как медведица разделалась с тушей оленя, Сибагат Ибрагимович отошёл от вольера и взглянул на пасмурное небо. «Наверное, дождь пойдёт, — подумал он, разглядывая тяжёлые свинцовые тучи над головой. — Как надоело мне всё это! Пора бы уже и снегу выпасть. Уж мочи нет в этой глуши прозябать».

Яшка перебрал сети и сложил их в мешок, собираясь на рыбалку. Сибагат Ибрагимович проводил его скучающим взглядом и подумал: «Мне бы его заботы… Живёт себе в лесу, как в раю, и ничего его не тревожит. Ни денег не надо, ни золота… Аксинья куда-то запропастилась, чертовка рябая. Словом перекинуться не с кем…»

Он долго не заходил в дом, ожидая, что гроза обойдёт стороной. Медведица, сытно «позавтракав», перешла в «прогулочную» половину вольера и, вытянувшись на мягкой травяной подстилке, сладко заснула.

По лицу ударили тяжёлые капли дождя. Сибагат Ибрагимович смахнул их ладонями, и в этот миг прямо перед ним возник белый огненный столб; затем над самым ухом небо вывернулось наизнанку, рвануло и рассыпалось на куски. От неожиданности он свалился на землю, а душа ушла в пятки.

Змеистые молнии буравчиками вгрызались в землю. Под грохот грома и сверкание молний лес показался ему страшным и прозрачным.

— Хозяин, вставай! — выросшая как из-под земли Аксинья склонилась над ним и потрясла за плечо.

— А? Это ты? Откуда взялась? — засыпал её вопросами, с трудом поднимаясь с земли, Сибагат Ибрагимович. — Когда тебя шайтан принёс, Аксинья?

— Вот только подъехала, — ответила женщина.

Оглохший, почти ослепший, еле живой от нервной встряски, поддерживаемый Аксиньей Сибагат Ибрагимович пошагал к дому. Страх перед разыгравшейся стихией отпустил его.

— Чего-то ты долго ехала сюда, дура хренова! — упрекнул он женщину, располагаясь на нарах. — Я уж не знал, что и думать.

— Не взыщи, хозяин, не смогла я к сроку поспеть, — потупилась Аксиния.

— Ну выкладывай скорее, чего в городе новенького? Чья теперь власть там верх взяла?

— А я почём знаю, чья власть верховодит? — округлила глаза Аксиния. — Вот только неспокойно в городе, это точно. Люди толпами собираются на каждом углу и глотки дерут.

— Хорошо, с этим всё понятно, — усмехнулся, глядя на неё, Сибагат Ибрагимович. — А как ведут себя мои разбойнички? Не переловили их сыскари городские?

Женщина вдруг изменилась в лице.

— Так ведь померли они, — ответила она дрожащим голосом. — Ограбили банк и… Как вы велели, я их на тот свет и спровадила.

— Вот как? — округлил глаза Сибагат Ибрагимович. — А ну выкладывай, как ты порешила их?

— А чего говорить тут, — смутилась под его колючим взглядом Аксинья. — Они как банк городской ограбили, так из города бежать собрались. Деньги поделили, а Назарку Круглякова порешить промеж себя сговорились. А я помнила, что вы его привезти наказывали, хозяин, а всех их…

— Как ты всё это проделала? — сошёл с нар и пересел к столу сгоравший от любопытства Сибагат Ибрагимович.

— Яду в водку насыпала и на стол им подала.

— И что, все, как один, передохли? Никто не остался в живых?

— Ну почему же, хозяин… Я Назарку живым оставила и господина того, кто заместо вас шайкой верховодил.

— И где они сейчас?

— Вон, в телеге лежат, одеялом прикрытые.

— Как же ты справилась-то? — вздохнул Сибагат Ибрагимович озабоченно.

— Ивана, который по соседству со мной проживает, просила подсобить, — ответила женщина, тоже вздыхая. — Умишком он слаб и меня как дитя слухается и делает всё, чего я пожелаю.

Выслушав рассказ женщины, Сибагат Ибрагимович задумался и произнес:

— Назарку я при себе оставлю, а вот Бурматова ждет приятный сюрприз…

* * *

Митрофан очнулся с трудом. Его тошнило и сильно болела голова. Он попытался вспомнить, что с ним произошло, но не смог. По скрипу колёс телеги и ее покачивание на кочках и ухабах он понял, что его куда-то перевозят.

Митрофан не чувствовал ни рук ни ног. Рот был заткнут кляпом. «Чёрт возьми, — подумал он, — меня что, похитили? Но кто же мог решиться на такое?..» Ответ пришёл в голову следом за вопросом. «Ну, конечно же, это дело рук Сибагата Халилова! И теперь меня везут в его логово. Интересно, как далеко оно? Где залёг на дно Сибагат Ибрагимович? Живым он меня едва ли оставит, а вот замучить пытками может вполне».