— Я забочусь о том, чтобы ты заняла положение, достойное твоего статуса, — настаивал супруг. — Это важно и для моего будущего, и для будущего нашего ребенка.

— Для будущего Акселя не нужна мать, которая носит мундир, — возразила Мариетта. — Я не собираюсь тратить время на собраниях в карикатурных женских ассоциациях. Если ты хочешь, я могу участвовать в деятельности Красного Креста. Тогда ты сможешь сказать своим друзьям, что твоя жена тоже интересуется общественной жизнью страны, потому что ты этого захотел. Это единственное, на что я согласна.

Вместо того чтобы рассердиться от отказа сотрудничать, Курт Айзеншахт улыбнулся. Решительно, после десяти лет супружества Мариетта не переставала восхищать его. Когда-то его привлекали в ней титул и оригинальность. В его глазах Мариетта фон Пассау была не более чем инструментом, с помощью которого он мог бы выше подняться по общественной лестнице. Он считал ее глупой и неловкой, не догадываясь, что под хрупкостью этой женщины скрывается волевой характер. Но на протяжении многих лет, когда он понял сущность своей супруги, его это очаровало. Именно поэтому он не устал от супружества и никогда не изменял жене. По роду своей деятельности он часто уезжал из дома, но всегда был счастлив вернуться назад.

— Красный Крест? А почему бы и нет? Тебе это вполне подходит.

— Видишь, Курт, каким приятным ты можешь быть, когда прислушиваешься к голосу разума, — сказала Мариетта с улыбкой.

До них доносились радостные крики толпы. Несмотря на свои сто килограммов веса и пристрастие к экстравагантным мундирам, в которых он выглядел словно комедиант, Геринг был кумиром немцев благодаря своим летным подвигам во время войны и безграничной любви к своей бывшей супруге Карин, шведской графине, скончавшейся после продолжительной болезни. Его новая супруга тоже насчитывала немало поклонников.

— Я хочу еще одного ребенка, — внезапно сказал Курт. — Мы не молодеем. Аксель растет… Почему ты так сердито смотришь?

— Природа не всегда делает правильные вещи, — ответила она скованно, как всегда, когда ей приходилось врать мужу. — Ты знаешь, что моя беременность проходила с осложнениями. Врач думает, что вторая может быть опасна для моего здоровья. Ты в самом деле хочешь, чтобы я рисковала?

— Нет, конечно же нет, — прошептал он, целуя ей руку. — Просто я очень хотел иметь от тебя еще детей.

Мариетта отвернулась. Это была опасная тема для разговора. Курт мечтал о нескольких сыновьях, но она не имела ни малейшего желания переживать еще одни роды, которые считала унизительными и болезненными. Ее здоровье было превосходным и, по уверениям врача, она могла иметь столько детей, сколько пожелает. Она лгала Курту вот уже семь лет и собиралась продолжать в том же духе. В течение нескольких часов она делала вид, что Курт обидел ее своими речами, и ему пришлось извиниться.

Водитель остановил автомобиль напротив входа в «Кайзерхов». Молодой швейцар в парадной ливрее поспешил открыть двери. Люди, собравшиеся за ограждениями, махали флагами со свастикой, стараясь узнать знаменитых приглашенных. Когда Мариетта повернулась к толпе, раздались аплодисменты, хотя никто ее не знал. Наверное, им понравилось ее длинное платье из зеленого шелка с декольте, которое подчеркивало красоту плеч, и изумрудное ожерелье. Стоило ей немного приподнять руку, чтобы просто дружески помахать, в ответ, как по команде, поднялся целый лес правых рук. Теперь Мариетта была обязана повторить гитлеровское приветствие. Краем глаза Курт наблюдал за ней.

В большом зале, украшенном огромными пирамидами цветов, она пробежала глазами по женщинам в вечерних платьях и мужчинам во фраках. Общество было изысканным. В воздухе витал запах денег и власти. Мариетта никак не могла привыкнуть к этой удивительной людской смеси, составлявшей новую нацистскую элиту. На некоторых неизвестных дамах были нацеплены диадемы и украшения очень сомнительного происхождения. Многие из них с необычайным талантом придумывали себе генеалогические древа, но тем не менее не могли скрыть свои жадные взгляды обжор, обвислые щеки и лишенные грации движения. Несмотря на все усилия, они никак не походили ни на аристократов, ни на видных предпринимателей.

Мариетта узнала принца Филиппа де Хесса, наследника сталелитейных предприятий Фрица Туссена, свою подругу Асту, которая разговаривала с Магдой Геббельс, нескольких иностранных дипломатов во фраках. Острое, как лезвие ножа, лицо Рихарда Гейдриха склонилось к своему шефу Генриху Гиммлеру, чьи маленькие круглые очки отражали отблеск свечей. «Папа в гробу бы перевернулся», — подумала она с гримасой отвращения и тут, к своему большому удивлению, увидела Макса, который стоял в стороне, опершись на колонну. Когда он встретился с ней взглядом, его строгое лицо смягчилось. Поприветствовав жестом одного дипломата и избежав встречи со слишком болтливой актрисой, Мариетта подошла к нему.

— И что ты тут делаешь? Я думала, ты не разделяешь идеи новой Германии, которые витают под этими сводами, — сказала она насмешливо.

— Меня пригласили сфотографировать счастливых новобрачных, а заодно и на ужин, — ответил он. — Как видишь, можно утолить и профессиональный голод, и телесный. Прекрасное сочетание, не так ли? Второе лицо в государстве разговаривал со мной об Эрике в течение долгих минут со слезами на глазах. Наш уважаемый покойный старший брат оставил после себя только хорошие воспоминания. Надо думать, что Геринг очень сентиментален.

— А как ты находишь его супругу? — не без любопытства спросила Мариетта.

— Если честно, она в самом деле очаровательна и мила. С этой ее модной немецкой белизной, которая хорошо отражает свет. Она очень симпатична, а ее род более древний, чем у многих присутствующих тут персон.

Мариетта открыла вечернюю сумочку и достала сигарету.

— Ты не боишься, что тебя осудят? — спросил он, предлагая ей огонь. — Теперь нечасто встретишь курящую женщину.

— Когда я прислушивалась к чужому мнению? — улыбнулась она. — Сообщаю тебе по секрету, что замужество действительно сделало меня рассудительнее, но всему есть пределы.

Гостей попросили к столу. Макс оказался между супругой банкира и оперной певицей. Изысканные блюда сменяли друг друга, выдержанные годами вина он оценил бы в других обстоятельствах, но теперь выпил только несколько глотков, невнимательно слушая своих соседок по столу. «Они, наверное, принимают меня за невежу или идиота», — думал он, рассеянно улыбаясь им в ответ.

Адольф Гитлер сидел на почетном месте рядом с невестой. Максу не удавалось отвести от него глаз. В первый раз он видел этого человека так близко. Канцлер говорил очень много, помогая себе жестами; во время смеха, запрокидывая голову, откидывал рукой свои черные волосы. Как и рассказывал Максу один из его друзей-журналистов, у фюрера были грубые черты лица, широкий толстый нос, неординарные усики, притягательные бледно-голубые глаза. Макс вспомнил, как он смеялся над Фердинандом, который рассказывал ему про гипнотический взгляд Гитлера.

Когда обед закончился, канцлер поднялся, чтобы произнести речь, при этом случайно опрокинул стул. Стоящая сзади лампа разлетелась на куски, произведя шум, на который в зал вбежали вооруженные до зубов эсэсовцы. Ужас охватил собравшихся. По знаку Генриха Гиммлера телохранители исчезли так же быстро, как и появились.