Глядя на этот спектакль, Макс с трудом сдерживал приступ раздирающего смеха. Было в этом что-то сюрреалистическое: увидеть за одним столом, заставленным подсвечниками и посудой из тонкого фарфора, убийц, которые из кожи вон лезли, чтобы хоть немного походить на людей из высшего общества. Женщины, безвкусно закутанные в супермодные платья и увешанные драгоценностями, словно елки, стол, накрытый с большим изяществом, а за закрытыми дверями шакалы в черном, готовые в любой момент выскочить и разорвать любого на куски. Именно эти люди хладнокровно убивали чиновников, генералов в отставке и невиновных журналистов.

Грубым, но хорошо поставленным голосом с австрийским акцентом канцлер принялся поздравлять молодоженов. Когда он делал паузы, можно было услышать, как жужжит муха. Несколько лет назад американский журнал «Vanity Fair» назвал Гитлера одним из самых лучших ораторов своего времени. Макс украдкой обвел глазами собравшихся людей. Каждый из присутствующих буквально приклеился взглядом к губам фюрера, словно они все вместе подцепили какую-то психическую болезнь.

Гром аплодисментов заставил его подскочить. Фюрер закончил поздравление и сел с довольным видом. С опозданием Макс подключился к аплодисментам под суровыми взглядами своих соседок.

Итак, Макс сдержал слово. Фердинанд и Вальтер иронически поздравили его, когда он показал им приглашение на свадебную церемонию. Чтобы приблизиться вплотную к власть имущим, Максу не пришлось обращаться ни к Генриху Хоффману, ни к своему зятю, как советовал ему Вальтер. Он просто позвонил по телефону своей бывшей подружке, режиссеру-документалисту Лени Рифеншталь, которая теперь боготворила Адольфа Гитлера. Когда-то она была актрисой кинематографа и позировала Максу, который фотографировал ее завернутой в полотенце на фоне прямых линий городского бассейна. Она была шокирована эротичностью своих портретов. Фотографу удалось подчеркнуть решительность ее гармоничного лица, твердый взгляд, чувственность округлых губ, гибкое тело танцовщицы.

Разговаривая по телефону с Лени, Макс пародировал берлинский акцент, и она смеялась, слушая его речь. Они встретились возле фонтана со слонами, чтобы выпить чаю в «Адлоне». После своего триумфального кинорепортажа партийного съезда в Нюрнберге Рифеншталь рассказала ему, что теперь займется съемками документального фильма об Олимпийских играх, которые пройдут в Германии. Правительство хотело воспользоваться этими событиями для мировой пропаганды. Рифеншталь не видела никакого смысла в том, чтобы часами снимать тренировки олимпийцев, но зато знала, как подчеркнуть олимпийские идеалы, сняв сцены из греческой мифологии с поправкой на современный Берлин. Думая над образами будущего фильма, Лени часто устремляла в пустоту задумчивый взгляд. Макс по ходу подкинул ей несколько идей. Лени поблагодарила его и предложила сотрудничать вместе с ней над этим проектом.

Несколько месяцев спустя Сара сидела в своем кабинете в универмаге Линднеров и разговаривала по телефону. Она с такой силой сжимала телефонную трубку, что пальцы ее побелели.

— Ты мог бы этим заняться, Виктор? — беспокойно спросила она. — Не так уж сложно уложить детей спать и прочитать им рассказ, чтобы они заснули. А малышкой займется кормилица… Нет, я не знаю, в котором часу вернусь. И не забыла, что к нам на ужин придут твои родители, но можете сесть за стол и без меня, — сказала она, подняв глаза к небу. — Давай не будем говорить об этом, Виктор. Я очень занята. Все, пока.

Она повесила трубку и с отчаянием посмотрела на Макса, который сидел с озабоченным видом.

— Что-то не так?

— Назови мне хоть что-то, что «так», и я буду самой счастливой женщиной на свете, — хмуро пошутила она, поднимаясь. — С тех пор как Виктора выгнали из университета, он все время сидит дома. Окунулся в писательство, отказывается выходить в город и видеться с людьми. Это депрессия, хотя он и пытается с ней бороться. Я его не узнаю, — призналась она. — Когда-то он меня поддерживал, но теперь я больше не могу на него положиться. Он стал абсолютно ко всему равнодушен. Я попросила его родителей прийти и приободрить его, но боюсь, что все это ни к чему не приведет.

— Не иметь возможности заниматься любимым делом — это ужасно. Для мужчины это вопрос гордости, понимаешь?

— Я не могу больше ничего ему говорить, поэтому просто стараюсь сделать вид, что все хорошо. Я не хотела бы, чтобы наши проблемы отразились на детях, но не могу все поправить при помощи волшебной палочки. Он сам должен приложить усилия.

Сара казалось такой опечаленной, что Макс обнял ее. С улыбкой она прижалась к своему другу, положив голову на плечо.

— Банк отказал мне в кредите, — пробормотала она. — Некоторые из моих поставщиков, ничего не объясняя, отказались выполнять заказы, два журнала сняли мою рекламу. Нацистские законы стали совсем невыносимыми. Никогда не знаешь, с какой ноги танцевать. Все время появляются новые декреты с новыми порциями запретов. Ты ведь слышал о последних? Нас лишили всех гражданских прав. Запретили браки между евреями и арийцами. Запретили даже просто близкие отношения.

Она отстранилась от него. На город опускался вечер, последние лучи солнца ласкали комнату, омывая светом темные волосы Сары, играя на обручальном кольце и на перстне — подарке мужа.

— Десять лет тюремного заключения, — прошептала она. — По нацистским понятиям, мы с тобой заслуживаем такое наказание.

Горло Макса перехватили спазмы, когда он посмотрел на серьезное лицо женщины, которая была его первой любовью. В темном жакете с велюровым воротником Сара была красива как никогда.

— Не так уж и много за такую любовь, как наша, — сказал он, нежно погладив ее по щеке.

Она закрыла глаза, вспоминая прошедшие счастливые годы.

— Почему ты до сих пор не женился, Макс? Ведь в женском внимании ты никогда не испытывал недостатка.

Он подошел к окну. Загорались огни рекламы. Многие из окрестных заведений за последнее время сменили свои названия.

— Она не захотела быть со мной, — подавленно признался он, пожав плечами.

— Из-за нее ты так страдаешь? Она что, такая исключительная?

— Когда любишь, всегда считаешь любимого человека единственным.

Макс знал, что существуют женщины яркие, темпераментные и смелые. Женщины-победительницы, опасные женщины, потому что все остальные перед ними меркнут.

— В некотором роде вы с Ксенией похожи, — сказал он, улыбнувшись. — Наверное, от любви к таким женщинам, как вы, нельзя излечиться.

В двери постучали.

— Войдите, — крикнула Сара, немного удивившись, так как никого не ждала.

— К вам какой-то господин, — сообщила секретарь с обеспокоенным видом, протягивая Саре визитную карточку. — Извините. Я сказала, что надо заранее договариваться о встрече, но он не хочет меня слушать.

Сбитая с толку, Сара посмотрела на визитку.

— Ганс Дитерхаузен… Это мне ни о чем не говорит.