Каждый вечер, часов около пяти, во двор въезжали два автомобиля. Из первого выходили, занимали стратегически важные позиции сразу несколько охранников. Из второго выходил только сам важный, очень почтенный человек. Бригадир — почтенный, седоусый, всю жизнь строивший дома начальству, выходил навстречу такому уважаемому гостю, вел его показывать, что сделал. Гость хотел убедиться, что не зря платит хорошие деньги, и, право же, он мог себе это позволить. Деньги были уж очень хорошие.

И на этот раз во двор так же въехали две машины. Но только на этот раз не вышел бригадир навстречу гостю. И не было в доме ни одного каменщика, укладчика и штукатура. Совсем другие люди выступили вдруг из дверных и оконных проемов. Они не делали решительно ничего, только стояли, сунув руки в карманы кожаных курток с поднятыми воротниками. Но высокий гость почему-то сразу дернулся в сторону своей второй машины.

Однако в этот день все было не так и не как надо. Из машины, всегда въезжавшей первой, на этот раз никто не вышел. И эта машина вдруг сделала большой круг по двору и выехала за ворота, вон со стройки. А другая машина вдруг полувъехала в ворота и встала так, что нельзя было ни выехать, ни въехать, и из нее вышли еще несколько таких же «кожаных» ребят.

Двое из них подошли к машине приехавшего, что-то сказали шоферу. Мужик затравленно уставился на них, потом на своего хозяина.

— Я вам честно служил, Анатолич, — просипел шофер, развел руками с жалким видом. После чего вышел из машины, нетвердой походкой направился в сторону трассы. Не надо думать, что с шофером случилось что-то нехорошее. Уже за воротами его догнал «кожаный» мальчик, остановил жестом и протянул толстую пачку.

— За что?!

Мальчик молча приложил палец к губам. А хозяин недостроенной дачи остался там, внутри двора, и уже совсем собрался задать естественнейший вопрос, что, собственно, происходит, как из дверей его же собственной стройки вышел еще один человек, и вот уж его-то хозяин дачи никак не ожидал здесь видеть, это точно.

Простатитов долго смотрел на человека, которого вытащил из полного ничтожества. Который благодаря ему и только ему мог сейчас построить эту дачу. С которым они вместе шли ко всему, что имели сейчас. О котором он, как ему казалось еще неделю назад, знал больше, чем жена или любовница.

И задал вопрос, который Асанов ожидал еще меньше его появления:

— А помнишь, как ты поддержал меня… Когда я пришел?

И у Асанова отхлынуло от сердца. Потому что действительно именно он первым принял нового губернатора, а положение у этого новичка было непростым, повернуться все могло очень по-разному.

И было очень хорошим признаком, что Простатитов спросил именно про это, хотя и держится отрешенно, и смотрит, словно на чужого.

— Помню, Ваня, — разлепил губы Сергей Асанов, когда-то неплохой поэт, геодезист и кандидат наук, поднявшийся на волне экологических митингов. В областной управе он со страшной силой боролся за экологию, то есть выяснял обстоятельства захоронения ядерных отходов, степень чистоты всех предприятий и производств по добыче полезных ископаемых, а особенно золота и драгоценных камней. Ядерные отходы, само собой, как ввозились в Карскую область, так и продолжали себе ввозиться. И добыча золота и драгоценных камней не стала намного экологичнее. Разве что изменился реестр акционеров и список собственников этих предприятий.

— А помнишь, как валили Дедушку? — так же тихо продолжал Простатитов.

Дедушкой звали директора совхоза Кабанова, которого Ельцин лично назначил главой Карской области. При нем в неустойчивом 1991 в управу просочились и Асанов, и Простатитов под общим псевдонимом «демократов». Потом, естественно, выжимали, выживали Кабанова, ставили своего человека, и им оказался Простатитов.

Удивительно, что Ваня Простатитов вспомнил именно про это: потому что именно Сергей Асанов очень помогал ему тогда.

— Помню… Ваня, а ты помнишь, как не пустили «Зеленый мир» в Карск-15?

Асанов вспомнил это не случайно. Если бы «Гринпис» — «Зеленый мир» попал бы в атомный городок Карск-15, особенно сделал бы там снимки, наверняка полетел бы Ваня Простатитов из губернаторов. А кто не пустил-то? Он, Сергей Асанов, не пустил.

— Я помню, Сергей. Я все помню. Это и странно — мы с тобой… — Голос Простатитова прервался на какой-то тоскливой ноте. — Ты только скажи мне… Скажи честно, Сергей, перед смертью врать нехорошо. Ты мне скажи, зачем ее убил?

— Кого, Ваня? Я много кого убил, и ты тоже многих убил. И мы вместе многих убивали. В смысле, не сами, конечно. — Тут Асанов криво усмехнулся, признавая, что сам, своими руками, очень может быть, убить бы и не смог. И еще в этой наглой улыбке было признание себя человеком совсем иного круга. Теми, кто сам не убивает, зачем?! Есть исполнители, и люди этого круга только отдают распоряжения.

И еще тоньше — был в улыбке намек, что убивают, не только всаживая пули. И правда, отстраненный от власти, раздавленный Кабанов умер сам. Убивать его было бы лишней тратой времени, сил, боеприпасов, а все-таки главное — денег.

Строго, непонятно смотрел на Асанова Ваня Простатитов.

— Ты Женю Шашкину помнишь? — все так же строго, без улыбки спросил он.

— Это кто?

Асанов спрашивал всерьез. Простатитов смотрел на человека, с которым он работал много лет. Иван Валерьевич не верил, что тот может ему врать. Слишком уж он хорошо знал Асанова, слишком…

— Ты сделал на нее заказ Миловзорову. Дал двадцать тысяч долларов. Ты можешь толком объяснить, зачем?

Он объяснил, назвав имя значимого человека, сумму, и прояснилось лицо у Сергея Асанова. Простатитов видел — он не лицемерит, он не врет. Про Женьку он действительно забыл. Другое дело — двадцать тысяч долларов.

— Ваня, я и правда виноват… Но к чему вся эта канитель, а?! — звонко, весело говорил, широким жестом показывал на вооруженных людей Асанов. — Я бы тебе про все и сам рассказал…

И Сергей Асанов широко шагнул, улыбаясь старому коллеге, другу, протягивая руку с такой же широкой улыбкой. И остановился. Потому что, не меняясь в лице, так же серьезно и холодно Ваня вынул из кармана пистолет.

— Не подходи. Я должен знать, зачем ты ее убил. Отвечай.

Асанов долго вглядывался в отталкивающее, серьезное, холодное лицо. Потряс головой. Постоял. Происходило то, чего не могло быть. Не мог себя так вести губернатор… и вообще деловой человек. Так просто не бывает никогда.

— Ваня, ты же сам хотел бежать… Подумай, что было бы со мной, и не только со мной, между прочим. Ты несостоявшийся предатель, Ваня. Ты это понимаешь? Ты просто не успел нас всех предать. И многие прикончили бы тебя, в том числе и в Аргентине. Ты хоть понимаешь, Ваня?

Асанов начал волноваться. То беспокойство отхлынуло от него, он стал вести себя уверенней. А тут опять стало страшно, потому что совершенно непонятно. Ну не вынимают из кармана револьвер из-за шлюшек из «Кедров». Так просто не бывает никогда. И Асанов опять начал нервничать.