— Администрация! — передразнил Путин, скривившись. — Борису Николаичу такую администрацию предлагай. А мне не надо, мне нужны ребята мобильные. Как Ревенко. Вот он всегда знает, куда я еду, а ты никогда…

— Так, может, мы ей позвоним? — с надеждой спросил Волошин и тут же кинулся звонить на РТР.

— Алё! Девушка! Волошин беспокоит. Ревенко прошу… Женя! Алё! Вы не знаете, где Владимир Владимирович? На совещании? А у вас точные сведения? Большое вам спасибо!

— Ну? — нетерпеливо спросил Путин.

— Проводите оперативное совещание с Сергеем Шойгу…

— Надо всё-таки собирать всю информацию, чтобы объективно, — сказал Путин. — Позвони на НТВ, узнай. Мне самому неудобно.

Волошин позвонил на НТВ.

— Алё, девушка! Дайте Максимовскую! Марианна, здравствуйте! Волошин. Да, спасибо, сатрапствуем помаленьку… Вы не знаете, где Владимир Владимирович? Не знаете? Ну, позвоните Венедиктову. Самому мне неудобно, я ему столько раз интервью обещал… Алё! Ну что? Говорит, сидит в Кремле в полной прострации? А откуда он зна… я хочу сказать, откуда такие сведения? — Волошин даже заглянул под кровать, не выпуская мобильника. Венедиктова нигде не было. — А, ну хорошо. Привет ему передавайте, большой-большой.

— Я им покажу прострацию, — рявкнул Путин, отлично всё слышавший. — Шойгу ко мне! Я с ним буду обсуждать, как сделать так, чтобы «Эхо» упало! А то мне совершенно уже надоело это шпионство!

В течение ближайшей недели Путин узнавал обо всех своих передвижениях напрямую от Ревенко и Максимовской, семья Петровых запаршивела окончательно, диссиденты спились, а Миша Гнедых выучил несколько новых слов — «книга», «кино», «кретин». Дарья Степановна на шестой день наконец согласилась поговорить с мужем и два оставшихся дня повторяла: «Это твой ребенок, твой, твой!» — хотя Паша и так не сомневался в этом, потому что все трое были вылитый он. Евгений Киселёв во избежание скандала с милицией перешел на вещательные частоты «Скорой помощи». Так что когда через неделю телевидение наконец заработало, все уже убедились, что можно жить и без него.

Облегчение почувствовал только Волошин, чьё ухо совершенно распухло от мобильника, да орда телекритиков, которые в отсутствие главного предмета для критики переключились на ресторанные обзоры и начали потихоньку разоряться. Ничего. Теперь им снова будет на ком оттягиваться и радостно убеждаться, что есть на свете и более глупые люди, чем они.

Джордж-младший, гроза Техаса, своими руками убивший шесть человек, откинулся на спинку стула, закурил сигару, отхлебнул виски и скептически оглядел салун.

— Не нравится мне все это, Билл, — сказал он со смутной угрозой в голосе. — Совсем не нравится.

Его напарник, Билл-бывший, безукоризненный джентльмен, чей алый нос свидетельствовал о долгой монашески-честной жизни, смачно сплюнул табачную жвачку. Сигар он не курил с тех самых пор, как один обнаглевший прокурор попытался пришить ему изнасилование старой кобылы Моники посредством толстой «гаваны».

— Черт возьми, Билл, — выругался Джордж-младший. — Не будь я сын Барбары Золотой Ручки! Я мог стерпеть, что Эл Гор, мир его праху, обзывал меня техасским мясником. Я терпел, когда старина Либерман, да успокоится он в лоне Авраамовом, говорил, что я до сих пор читаю по складам. Но Билл! Ковбой, которому русские не платят долгов, — плохой ковбой. Ковбой, которым русские вытирают задницу, не может стать президентом Соединенных Штатов.

Вместо ответа Билл-бывший кивнул и выстрелил в потолок. На потолке уже красовался лозунг «Хиллари — в Сенат!», состоявший из пулевых отверстий.

— Я знаю, черт возьми, что у них теперь есть полковник Путинг, — продолжал Джордж-младший, не нуждавшийся в собеседнике. — Он крутой малый, он, говорят, может зубами выловить десятицентовик из миски с йогуртом, он пьет морскую воду, а в сортир с ним лучше вообще не заходить. Но папа проклянет меня, если я не выколочу из них деньги. Сегодня нам не заплатят красные, завтра нас захватят желтые, послезавтра взбунтуются черные, а послепослезавтра мы проснемся голубыми.

Билл-бывший кивнул мрачнее прежнего и трубно высморкался.

— Я старый ковбой, Джордж, — сказал он сипло. — Ты молодой, у тебя все только начинается. И я открою тебе один способ, о котором вообще-то никто не догадывается. Против этого не устоит ни Путинг, ни какой-либо другой полковник, лови он десятицентовик хоть в синильной кислоте. С них надо взять выкуп, малыш. У них надо украсть человека.

Глаза малютки Джорджа загорелись нехорошим огнем.

— Но ведь это терроризм, Билл? — спросил он для проформы.

— А как же, — солидно согласился Билл-бывший. — Обязательно. Но, как гласит пятнадцатая поправка, с волками жить — по-волчьи выть.

— Но ведь они в грош не ставят своих людей, — скорбно заметил Джордж-младший. — Кажется, они были бы счастливы сбагрить нам хоть все свое население. А чем кормить? Чем кормить, я тебя спрашиваю?

Билл-бывший улыбнулся, обнажив железные зубы. — У них есть такие люди, за которых они заплатят.

Джордж-младший поднял глаза к потолку и зашевелил губами.

— Иванов? — спрашивал он у потолка. — Иванов-второй? Березовский? Абрамович? Волошин?

— Мелко, мелко, — покачал головой Билл-бывший. — Немасштабно мыслишь, малыш. С такой мелочевкой ты никогда не станешь президентом Соединенных Штатов. У русских есть человек, за которого они вернут все долги бывшего СССР. Этот человек умеет так прятать концы в мутную воду, что десять водолазов будут искать их, пока он не украдет и водолазов. Этот человек умеет делать золото из грязи, возводить дворцы среди всеобщей нищеты и пускать магнатов по миру. Он имел дело с бриллиантами, работал по золоту и смыслит в строительстве. Он отмывает деньги так, как твоя Лаура не отстирывает твоих сорочек. На него охотилась железная Карла, его крови хотел Дево Швейцарская Лихорадка и Бертосса Женевский Бульдог. Но он сделал их, как щенков.

— Я его знаю? — быстро спросил Джордж-младший, залпом осушая свой стакан.

— Ты его не знаешь, но ты его узнаешь, — важно кивнул Билл. — А пока запомни: его имя Борроудин, Borrowed-in, что означает «взятый взаймы». Само имя подсказывает нам выход! Сдается мне, что за этого малого, если его как следует украсть, русские выложат все, что у них осталось. Эта курица несет золотые яйца, ты понял?

— Я понял, — раздумчиво проговорил Джордж-младший. — Но не забудь, Билл, я недавно в большом бизнесе. Как мы его возьмем? Наверняка его охраняет чертова туча казаков с пиками!

— Учись, пока я живой, — усмехнулся Билл-бывший. — Старики тоже кое на что годятся. Пригласи его на свою инаугурацию.

— Черт! Как же я сам не допер! — воскликнул Джордж-младший, от души расхохотался и ущипнул проходящую мимо Конголезу Бзамс за хорошенькую черную задницу.

Джордж и Билл — один нервно куря, другой беспрерывно жуя табак, — стояли у стойки нью-йоркского аэропорта с букетами алых роз.