Большая беда, что человек, переживший насилие, отказывается чувствовать свое горе. Мы чувствуем все одним «органом» – сердцем, душой. Отказываясь чувствовать боль, мы перестаем чувствовать и радость. Постепенно человек приходит в состояние «окамененного бесчувствия». Человек становится как бы каменным и бесчувственным, он перестает к чему-то стремиться, чего-то хотеть. У него внутри образуется пустота, которую он болезненно переживает. Развивается депрессия и нежелание ничего делать – ни есть, ни жить, ни работать, ни любить. И это тоже может быть последствием травмы.

Поэтому прожить и пережить – означает дать волю тому чувству, которое было: выплакать его, выговорить его, вымолить, просить о помощи…

Чего нельзя делать – так это бить чучело человека, и представлять, что ты бьешь своего насильника. Потому что это не выражение боли, это не проживание чувства, это направленная агрессия – месть, злоба, гнев.

Есть определенные стадии проживания горя, утраты, травмы: шок, отрицание, острые переживания боли, вины, стыда, обиды, гнева, которые переходят в депрессию. Пережить все эти стадии – как раз и есть «пройти через травму». Только после того, как человек примет ситуацию и все свои чувства, связанные с ней, он сможет смириться со случившимся и изменить свою жизнь.

Следует иметь в виду, что в некоторых случаях самопомощь может привести к вторичной травматизации (как если самому себе попытаться вырезать аппендицит). Вот почему без специалиста это очень опасно делать.

– Не кажется ли вам, что это правильно было бы отнести ко времени сразу после травмы? Ведь когда прошло три года или десять – уже трудно плакать.

– Еще как плачется! Особенно когда человек «выговаривается» специалисту. И тут заметно, как человек сопротивляется. Только бы не прикасаться к этой боли. А это и есть показатель этой боли: чем сильнее болит, тем больше человек защищается: «к этому месту не подходить!»

Ведь насилие, как ни прискорбно, никогда не забывается. Вообще травма не исчезает и никуда не девается, к сожалению. Пережитое (прожитое) горе перестает влиять на поведение, перестает руководить человеком, зависимость от него исчезает. Память о нем остается, чувства остаются, но они уже не ранят. Человек может вспомнить, как это было, не впадая при этом ни в истерику, ни в ступор, ни в отчаяние, ни в слезы. Да, вспоминает, да, горько, но это уже прожито. А все, что не прожито, таится в душе и постоянно влияет на наше поведение.

– Иными словами, первая задача пострадавшего – самостоятельно, а лучше с помощью специалиста выразить чувства, которые у него в глубине, и которые не выражены. Что еще можно для этого сделать?

– Один из путей – церковный. Часто люди спрашивают: «Почему я прихожу в церковь и начинаю плакать?» Потому что, когда человек приходит в церковь, он невольно сближается со своим сердцем, со своими чувствами, тяжелым опытом. И все это выходит на поверхность. Как говорят – «ком к горлу подступил». «Ком в горле» – это невыраженные, невыплаканные слезы. Со временем эти слезы могут прорываться наружу, человек начнет, если себе позволит, плакать.

Значит, церковный опыт, религиозность приближает человека к собственным чувствам, помогает ему освоить собственные эмоции, причем самые разные. И если человек пришел помолиться, свечку поставить, и у него слезы на глаза наворачиваются – очень хорошо. Пусть поплачет. Человек может даже не вспомнить, по какому поводу он плачет. Это все равно во благо.

Некоторые говорят, особенно на похоронах: «Плакать не надо». Нет! Надо дать человеку поплакать. Слезы не бесконечны. А вот слишком сильные рыдания, переходящие в истерику, не стоит поощрять. Можно помочь немного успокоиться, дать воды или лекарство (сердечные или успокоительные капли). При истерике есть две самые простые рекомендации: дышать глубоко и моргать. Если истерика повторится, следует обратиться к специалисту.

– Один человек сказал: «Я переморгал свою боль».

– Совершенно верно. Потому что когда мы моргаем, у нас визуальная картинка сбивается. И если мы вспоминаем что-то трагичное в своей жизни, то, моргая, мы как бы стираем картинку. Простой прием, но помогает.

– Интервью будут читать и люди, далекие от Церкви. Но ведь человек, далекий от религии, не знает, что нужно в храме делать. А мы советуем: «Иди в церковь и там плачь».

– Я бы не сказал никогда такому человеку: «Иди». Я бы ему сказал: «Ты можешь придти». Религиозность – путешествие вглубь себя. Приходя в храм, ты как бы погружаешься в свои глубины. Храм – это символ души. Погружаясь в глубину, ты можешь встретить внутри и боль – себя, израненного, и Того, Кто может просветить, исцелить, утешить – Бога.

Можешь. Захочешь или нет – это уже другое дело. Поскольку религиозность – это глубина. Религиозность не держится на поверхности жизни.

– Это в философском плане, а в практическом?

– Если речь идет о России, то нет в России человека, который бы через культуру, литературу, не воспринимал Православную Церковь как нечто глубоко укорененное в культуре и жизни своей страны. На самом деле, ему не надо объяснять, что он там встретит.

Пусть он зайдет – а дальше видно будет. Если ему там захочется посидеть, он там посидит. А захочется на службе постоять – он на службе постоит. Захочется еще раз зайти – зайдет. А потом захочется что-то узнать или спросить о чем-то…

Человек отправляется в путь: как далеко он пойдет – Бог весть. Сейчас хождение по этому пути облегчается тем, что в храмах (и не только в храмах) много православной литературы. Может какая-то книга человека заинтересует, что-то будет ему созвучно, кто знает. А может, слова молитвы или мелодия церковного песнопения будут созвучны его чувствам. Мы этого не знаем. Достаточно, что мы ему скажем – «Ты можешь это»…

– Но если человек плачет в храме, не вспоминая из-за чего, этого все же не достаточно, нужно, наверное, вспомнить само событие.

– Этого не достаточно, но человека не надо останавливать. Пусть это будет.

Очень хорошо, если человек, переживший насилие, может кому-то выговориться, – родственнику или другу, который умеет слушать. В таком случае человек уже не лишен помощи. Но, обращу ваше внимание, что в этом смысле женщинам легче, чем мужчинам: они умеют рассказать о своем горе, поделиться им. Это очень хорошо. Мужчинам это дается гораздо труднее. Мужчинам сейчас намного тяжелее переживать горе, поскольку современная культура целиком и полностью женственна, в ней мужчине делать нечего, мужчине плакать нельзя, бояться нельзя, и вообще ему многое чего нельзя. Да и выражать эмоции мужчина имеет право только, сильно выпивши.

У нас так заложено воспитанием, что уже с малых лет мужчине нельзя выражать свои эмоции, это якобы «не по-мужски». Поэтому нам необходимо помогать мужчинам переживать травмы и горе. Нужно говорить о том, что мужчины могут плакать, и это нормально, что это признак силы, и что мужчины могут и должны найти и раскрыть в своем сердце любовь, нежность, заботу – все чувства, которые у них только есть. Это крайне важно.