Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расчёт чёртовых учёных и психологов оказался сто, двести-процентно верен! Устоять перед ребёнком с телом взрослой жрицы Любви не сможет ни один представитель мужского пола. Говоря проще — все те, у кого … в штанах!
И сейчас этот друг снова… Зашевелился. Причёска?!..
Олег поспешил отвлечь мозг и воображение, уже вовсю гуляющие по роскошному телу, мысленно прикасаясь и гладя воплощённое совершенство:
— Милая! Я тут подумал… Нужен какой-нибудь завершающий штрих. То, что подчеркнуло бы красоту твоих божественных волос! Какая-нибудь… деталь, как говорят стилисты. Вот. — он протянул руку, вынутую из кармана.
Коробочка словно сама по себе исчезла из ладони. Глаза…
Глаза его девушки так и горели. Предвкушение!
Подарок не подвёл: недаром же заезжал в престижнейший Салон, и почти полчаса потратил на эксперта по украшениям! Брошь с крохотными бусинками настоящих алмазов и огромным, излучающим загадочно-глубокий, насыщенный зелёный свет, изумрудом, действительно отлично смотрелась, когда его зазноба приложила брошь к бело-розовой груди, и вдоволь накрутилась перед зеркалами гигантского трюмо.
— Милый! Ты можешь?!..
— Разумеется, лапочка моя. — он подошёл, взял цепь из мягких ладоней, и поспешил застегнуть замочек. Отступил на шаг. Чтоб выразить удовольствие от того, что подарок подошёл, книга Станиславского не понадобилась!
— Ах! У-у-у!.. Обалдеть! Ну-ка… Милый, не стой как надолба — подай-ка мне вон ту шаль… Нет, вон ту штуку — гипюровую такую!..
Обдумывая, почему шалью его девушка называет длинное тонкое кашне, Олег не смог удержаться, чтоб не проворчать:
— Надолб — мужского пола.
— Что?.. Э-э, кончай. Не будь таким занудой! Ты же меня понял? Ну — как?
— Обалденно. Обалденно.
— Ну и чудненько. Прям так и тянет кому-нибудь…
— Показать? Похвастать?
— Э-э, хватит! Ты на машине? Заводи!
Прежде чем заводить, всё равно пришлось ждать, пока ослепительному выходному наряду будет придан весь возможный лоск, и на лицо наведён весь полагающийся убийственный «боевой» марафет.
В машине его зазноба сидела даже не откидываясь — чтоб не помять шикарный прикид от Донны Каран. (Хотя «помять» то, что открывало спину почти до … вряд ли было реально, Олег про это ни слова не сказал — уже учёный! Вернее — наученный!..)
Ближе к полуночи, лёжа без сна рядом с тихо и ровно дышащей женщиной, он пытался анализировать.
Не-ет, вовсе не интеллектом брала его партнёрша. Поговорить с ней, конечно, возможно… Но — о чём?! О модных трендах? О последнем платье Лары Расмуссен, которое та надевала на Каннском фестивале? О новых услугах спа-салонов? Где чёртовы самые обычные плоские камешки из карьера, с умным видом именуемые «спецами» релаксантами, якобы помогут придать мягкость коже, и спокойствие — душе? Или накладных волосах — «выглядят как ваши собственные, и с гарантией никогда не упадут с головы!»?
Блинн… Иногда ему казалось, что всё это — напускное. Что на самом деле его коза — расчётливая и холодная внутри, как гигантский айсберг, замёрзший ещё в доледниковую эпоху. А вся эта экзальтация и взлязгивания с неизменными встряхиваниями кистями — не более чем игра. На публику. То бишь — для него… И — окружающих, на свою беду оказавшихся в пределах видимости.
А иногда он думал, что как его угораздило связаться с такой дурой — настоящей лентяйкой и кретиншей, не желающей ни учиться чему бы то ни было, вплоть до банальной способности писать. Ни — хотя бы связно излагать свои мысли вслух… А уж о том, чтобы поддержать разговор, если речь шла не о новых модных тряпках или средствах для ухода за лицом — дохлый номер. Не только словарный запас, но и кругозор оставляли желать: однажды он имел глупость предложить ей «обкатать» новое платье на биенале известного фотографа, а Марина сказала, что терпеть не может классическую музыку.
После этого он про «культурные мероприятия» не заикался. И водил её только в дорогие рестораны: вот там её врождённое обаяние и шарм (без дураков!) сразу приковывали внимание мужской половины человечества, и злобно-завистливые взгляды — лучшей.
Причём Олег отлично понимал, чуял, своим хоть слабо, но всё-таки — развитым чувством эстета, что вовсе не шикарная оболочка — платье и украшения! — этому причина. Не-ет, подлинной причиной несомненно являлся именно вид самой партнёрши.
Тело. Лицо. Жесты, походка. Улыбка.
Мелковатые, но очень ровные бисеринки зубов — своих! Пухлые и без всяких там ботексов, чувственные губы — тоже свои. Их Марина не изменяла: он это ощущал при каждом поцелуе. Прямой, не скошенный назад, лоб. Густые и отлично уложенные волосы каждый раз заставляли его вспомнить любимую присказку матери: «как у американской куклы!». Точно. Казалось, они никогда не ложатся на лоб в виде даже чёлки: всегда стоят торчком, зачёсанные назад… Открывая высокий (!) гладкий лоб. Щёки — в меру (!) нарумяненные. Шея…
О, да — шея и правда: как у чёртовой лебеди!
Ну а дальше — всё, как в псалмах Давида: «Груди твои… Стан твой…». Классика.
Дьявольщина.
Нет: правильней — дьяволица!
Ибо что же ещё может сильнее потрясти, уколоть в сердце, скрутить в бараний рог «эго» мужчины, как не женщина?!
Особенно — грамотно, и по научно-психологическим рекомендациям доработанная этой самой опасной частью Цивилизации — наукой…
Когда двадцать лет назад Консум стал не технологической диковиной, а, пусть дорогой, но — вполне доступной нуворишам и (главное!) их жёнам и подругам — косметологической новинкой, никто поначалу особо не рвался воспользоваться… Особенно — напуганный остервенело-воющей братией журналюг, подкупленных хозяевами этих самых «кабинетов пластической хирургии». Дескать — и аллергия, и опасность рака, и краткосрочный эффект. Да только втуне пропали все эти старания.
Олег отлично помнил, что вначале на всю шикарно-помпезную Москву был всего один (Да-да! Сейчас-то в это верится с трудом…) элитно-продвинутый салон. Да и тот располагался где-то в Мытищах. И для его работников было праздником, если в день там бывал хоть один клиент.
Теперь же салонов — тринадцать. Процветают: что сами здания, что интерьеры кабинетов и коридоров такие, что и офисы больших Банков могут позавидовать.
И очередь расписана на месяцы вперёд. И клиенты сменились клиентками. На одного мужчину, пожелавшего сохранить лицо, или ещё какие (не будем уточнять — какие!) части тела, от физического старения, приходится более двадцати пяти женщин.
Но не все, ох, не все выходят оттуда такими, как его «ласточка».
Ведь не у всех же действительно миловидное и приветливо-открытое от природы лицо. Впрочем, Олег не поручился бы — сохранилось бы такое выражение у Марины, если б она промедлила