профессиональными, материальными или спортивными успехами, а если и заикнётся о них, то в иронично-пренебрежительном тоне. Вроде как он и не делал ничего для их достижения, и вообще значения этому не придаёт. Англичанин скажет, что неплохо играет в гольф, будучи лучшим игроком своего клуба, в то время как американец заявит об этом в первые минуты знакомства. Мой муж вот так между прочим и даже нехотя признаётся, что учился в Кембридже. Ему как будто неловко за то, что он такой способный. Говорить о себе вообще неприлично. Когда мои студенты сдают экзамены по другим предметам и я спрашиваю об их результатах, они дают уклончивые ответы и никогда не говорят, сколько баллов получили. Потому что говорить о низких результатах никто не хочет, а о высоких – нескромно. Самый блестящий ответ, который я получила по этому поводу: «I can’t say I am displeased with my results» (Не могу сказать, что результаты меня огорчили). После десяти лет в Англии я понимаю, что этот студент получил достаточно высокий балл.

Зато англичане никогда не забудут упомянуть все свои успехи, таланты и достижения во время собеседования при устройстве на работу. Вот тут скромность совершенно не приветствуется, и мой скромный интровертный муж начинает продавать себя так, что мне, при всей моей хвастливости, даже и не снилось. Тут он упомянет и Кембридж, и публикации в студенческой газете, и знание трёх языков, включая русский – даже если это не имеет отношения к работе, всё равно демонстрирует его как разностороннюю и целеустремленную личность. И вся его природная скромность не мешает ему дотошно фиксировать свои успехи в работе. Он представляет их в цифрах, графиках и детальных формулировках, чтобы обосновать очередное повышении зарплаты себе любимому. В школе их этому учат, что ли?

Оказывается, учат. Не в каждой школе, разумеется, это же Великобритания с её классовой системой. Но именно в школе британские дети учатся отстаивать свою позицию, выражать мнение по самым разным поводам и гордиться тем, что они обладают какими-то уникальными способностями, которых нет у других людей. Наши мамы, старшие родственники и учителя учили нас не оценивать себя слишком высоко и не выделяться из массы. Я могу только предположить, что советскому государству не нужны были индивидуалисты с независимым мышлением. Эта независимость мешала им становиться винтиками в большом механизме и делать, как велено. Поэтому я очень долго и упорно доказывала британским работодателям, что могу справиться с работой не хуже, чем другие сотрудники. А нужно было показать, что я могу лучше других. Более того, я могу делать то, что до меня никто не делал.

Остаётся только сетовать, что наши мамы и учителя не научили нас не только демонстрировать свои таланты, но и осознавать их. Мы тратим годы жизни на то, чтобы бороться со своими недостатками, вместо того, чтобы развивать достоинства. В нашей системе образования заложен принцип: предметы, в которых слаб, нужно вытягивать всеми силами, зачастую в ущерб тем, которые любимы и даются легко. А ведь именно сильные стороны определяют нашу будущую профессиональную нишу. Я была лучшей ученицей в классе по русскому языку, но совершенно не тянула математику, поэтому последние два года школы ушли на борьбу с алгеброй. И мне понадобилось ещё десять лет, чтобы понять, что я хороший гуманитарий. Ведь все эти годы меня угнетало то, что я плохой технарь. В результате работаю преподавателем и журналистом, достаточно успешна в обеих сферах. Но этот успех пришёл не раньше, чем я осознала свои сильные стороны и сделала ставку на них.

Правда, иногда даже самая блестящая подготовка не даёт нужных результатов. После четырёх лет работы в офисе, натасканная собственным мужем, я пришла к начальнице просить повышения и продемонстрировала свои успехи в цифрах, таблицах и блестящих фразах, мужем же и написанных. Я не получила ничего. Просто потому, что бюджет компании не предполагал повышения зарплат в этом году, в отделе и так наблюдался переизбыток супервайзеров, а начальница не была привязана ко мне настолько, чтобы идти на конфронтацию с руководством. Я ушла в другую компанию и сразу же получила больше денег, полномочий и возможностей для развития. Мы все зависим от объективных обстоятельств.

Часть 2

Карьера по-английски

Нелинейный подход к работе

Что англичанину хорошо, то русскому не очень

Не один год с интересом наблюдаю, как англичане карьеру выстраивают. Ещё со школьных лет они в большинстве своём чётко представляют, куда хотят попасть в итоге – желаемые должность, зарплату и уровень жизни. При этом прямой линии из точки «А» в точку «Б» по пути к цели не прослеживается, и мне понадобилось лет восемь, чтобы понять алгоритм их карьерного продвижения. Зачастую у них даже образование с карьерой не связано никак. Бывают, конечно, люди с чётким видением своего пути – мой муж ещё со школы определился с направлением деятельности, окончил соответствующий вуз, после чего начал продвигаться в банковской сфере. Но и он проявляет большую гибкость. Получил экономическое образование, увидел, что программирование хорошо идёт, переучился на IT. Потом вычислил, что программисты больше всего в финансах зарабатывают, влез в финансовый сектор, поменял несколько компаний и потихоньку продолжает торить эту дорожку.

Это ещё более-менее прямой путь. А в основном я наблюдаю, как англики, окончив университет по какой-то левой специальности (по принципу «изучаем то, что прикольно»), начинают работать в каких-нибудь кофе-шопах или на ресепшн. Русские, наблюдая такое, только руками разводят: ну на фига было высшее образование получать? Периодически эти «новобранцы» ввязываются в какие-то благотворительные проекты или проходят стажировку в крутой компании за треть зарплаты. Или устраиваются в агентство и каждый месяц работают на новом месте, занимаясь разной мелочёвкой – на телефонные звонки, например, отвечают. Наши опять же недоумевают: какой смысл работать бесплатно или за копейки, терять время на какую-то фигню, если ты планируешь серьёзную карьеру? Англичане между тем получают первый опыт работы и рекомендации, через годик устраиваются в какой-нибудь офис секретарями или клерками, через два года переходят в супервайзеры, ещё через два – в замначальники отдела, через три уже начальствуют в другом отделе, а то и в другой компании. Потом – должность в компании покруче, которая занимается совершенно другими делами. Профессии на этом пути нередко меж собой мало связаны, но повышение зарплаты и/или статуса при каждом таком скачке налицо (иногда кажется, им безразлично, чем заниматься, лишь бы в должности повышали). И годам к сорока сидит такой кочевник уже на приличной зарплате и должности. При этом ни на связи они не рассчитывают, ни на личные симпатии босса. Пробиваются сами, методично набирая опыт работы.

Всё равно, какое у тебя образование, главное – чтó ты умеешь делать и достиг ли на прежних позициях каких-нибудь результатов. И дело не в овладении конкретной специальностью, а в том, что где-то они научились работать в команде, ещё где-то получили опыт индивидуальной работы и ответственности, затем попробовали руководить командой из трёх человек, а на новом месте занялись прямыми продажами. По ходу презентации навострились проводить, французский подтянули… И в итоге сидят, где наметили, но не на конкретной должности в конкретной компании (хотя может быть и такое), а на том уровне зарплаты, который планировали, живут в правильном районе и обучают детей в правильной школе. Про свою цель ни на минуту не забывают, но по пути к ней – сплошные зигзаги.

Неудивительно, что нашим сложно вписаться в эту систему. Мы привыкли рассчитывать на хорошее образование, на связи и протекцию, на личное обаяние и везение. Выпускнику престижного университета стыдно торговать мобильными телефонами, да и тупиковый это путь – никто потом всерьёз не будет принимать. Есть у нас и другие критерии «хорошей работы». Пусть зарплата так себе, но должность крутая, девушек впечатляет. Ещё начальник невредный, коллектив приятный, в Интернете сидеть позволяется, и личными делами на работе заниматься можно, телефон и принтер для личных целей использовать. От дома недалеко, друзья в коллективе появились, можно чаи гонять по полдня.