Сперва Рыжик шел, чуть прихрамывая, потом побежал и уткнулся лицом в штурманскую куртку Корнеича. Всхлипнул.

Корнеич отступил к лежавшему у воды бетонному блоку, потянул Рыжика за собой. Сел. Взял Рыжика за локти.

— Сбежал?

Тот всхлипнул снова и кивнул. Его и Корнеича обступали ребята. Молча.

Умнее всех поступил командир барабанщиков Игорь Нессонов. Он сказал своей команде:

— Рыжик вернулся. Принесите его барабан.

Рыжик глянул на него, на Корнеича. Ладонью мазнул по щекам, шепотом спросил:

— Значит, меня еще не исключили?

— Рыжик, ты спятил? — осторожно сказал Корнеич.

— Но ты же сам тогда сказал… маме…

— Боже мой, но это же я ей сказал! Чтобы хоть чем-то убедить…

Мама Рыжика не поддалась убеждениям. Даже когда Корнеич сообщил ей, что всех, кто не прошел программу летней практики, отчисляют из флотилии.

— Как это отчисляют! — вознегодовала мама. — Мне разрешил Феликс Борисович! И Аида Матвеевна. Они…

— Феликс Борисович отвечает за административные и финансовые дела, — перебил ее Корнеич. — А его супруга за программу по психологии. За все, что связанно с парусными делами, отвечаем я и Даниил Валерьевич Рафалов, — Корнеич посмотрел на Кинтеля.

Разговор шел в штабе флотилии на Профсоюзной. Здесь, кроме Корнеича, Кинтеля, Рыжика и его мамы были несколько ребят (в том числе и Словко). И Аида была. Она в разговор не вмешивалась — сказала уже свое слово.

— В конце концов, разве я не имею права на личную жизнь? — с накалом возгласила мама Рыжика. — В кои-то веки…

Три месяца назад она вышла замуж за сотрудника компьютерной фирмы "Кольцо Нибелунгов". Казалось, что нормальный мужик. Как-то зашел в отряд, обещал даже помочь с цветным принтером. Но теперь случилось так, что у него и у жены в июле отпуск, путевка в сочинский пансионат, куда якобы нельзя с детьми. И решили молодожены, что пускай "дети" проведут три недели в лагере "Солнечная Радость". А эти три недели в "Эспаде" — самое важное время! Стажировка новых рулевых, зачеты, гонки на первенство флотилии, потом выезд в свой летний лагерь, где собираются отряды из нескольких городов!

И все это теперь — без Рыжика!

Каждый понимал, какое горе застряло твердым колючим комом у него в груди.

Все, кроме мамы:

— С кем я его здесь оставлю? С бабкой? Ей самой нужна нянька, пришлось нанимать женщину-соседку. Но возиться еще и с ребенком она не станет!

"Ребенок" стоял тут же, с закушенной губой. Главная задача его была — не разреветься. Он уже делал это дома и теперь знал: нет смысла.

— Роза Станиславовна, он может пожить у любого из ребят, — сказал Корнеич.

— А я! — чуть ли не с подвыванием возгласила та. — Я-то как буду жить там ? Постоянно на нервах? В страхе? А в «Солнечной Радости» он будет под присмотром !

— А здесь, что ли, не будет? — не выдержал Словко. — У нас в тыщу раз безопаснее!

— Да, я вижу! — метнула Роза Станиславовна блестящий гневными слезинками взгляд. — Два раза опрокидывался на яхте!

— И ничего, живой, — вставил Кинтель

— Я хочу, чтобы он таким и оставался. По крайней мере, пока мы с мужем в отъезде, — без всякой логики заявила мама Рыжика. — Прохор, идем! — И ухватила сына за руку.

Рыжик вырвал руку, шагнул к Словко (тот стоял ближе всех), попросил шепотом:

— Колесо иногда подкручивайте, ладно? — И, съежив плечи, быстро пошел к двери. Мама — следом, застучала каблучками. У Словко аж колючки заскреблись в гортани.

Корнеич повернулся к Аиде. Та — грузная и с растрепанной как всегда прической — молча возвышалась на фоне плаката с барком "Крузенштерн".

— Ну? Можете быть с Феликсом довольны, сделали свое черное дело, — выговорил Корнеич и скривился так же, как в минуты, когда болела под протезом нога.

— А разве не надо входить в положение людей, у которых только налаживается семейная жизнь? — голосом завуча-методиста произнесла Аида Матвеевна.

— Людей! Рыжик, значит, не "люди"? Входить в его положение не надо?! — чуть ли не взревел Корнеич. — У него первая в жизни настоящая практика, соревнования, зачеты! Вы его своей дурацкой уступкой мамаше разом лишили этого всего, отодвинули по программе на год! В конце концов, какое право вы имели давать свое идиотское разрешение?!

— А на каком основании мы могли его не дать? Когда такие обстоятельства!

Капитан Кирилл Инаков обстоятельно разъяснил:

— На основании устава "Эспады"! Когда родители записывают к нам ребенка, они берут обязательства не срывать его с летних занятий! Ведь здесь же не кружок мягкой игрушки, а па-ру-са!..

— Во всяких правилах могут быть исключения.

Корнеич обычно был спокоен и деликатен. Теперь он, однако, даже не постеснялся окружавших ребят.

— Ладно… Говорить с тобой и Феликсом о парусных делах все равно что… с чугунным кнехтом о квантовой механике. Но ты же дипломированный психолог ! Ты представляешь, что теперь в душе у Рыжика?!

— Да, представляю! Ничего сверхординарного! Детям такого возраста иногда полезна фрустрация… — Аида сложила на крепкой цветастой груди руки.

— Чего полезно? — переспросил Кирилл Инаков.

— Горькие переживания и встряски. Без этого немыслимо становление характера и воспитание толерантности.

— И с этой твоей фрустрацией он будет там жить три недели… — сквозь зубы подвел итог Корнеич.

— Не будет. Войдет в нормальный ритм через два дня. А когда вернется, два сеанса психологической стабилизации, и он станет совершенно прежним. Если, конечно, ты со своим советом командиров не выставишь его из отряда…

— Дура, — сказал Кинтель.

Он сказал это вроде бы про себя, но Аида услышала. И не стала негодовать (психолог же!). С достоинством королевы, игнорирующей мелкие выпады плебеев, она сообщила:

— Если бы я была дура, в этом помещении находилась бы сейчас не "Эспада", а филиал фирмы "Пегас".

Увы, Корнеич знал, что в этом есть доля правды. Хотя главная заслуга здесь была не Аиды, а ее мужа Феликса. Пока Корнеич целый год болтался то по больницам, то по заграничным командировкам, Феликс Борисович Толкунов — кандидат наук, преподаватель педагогического университета — активно и целенаправленно вживался в дела отряда. Надо отдать справедливость, организатор он был талантливый. И он, и жена его, кстати, отлично владели методом, который назывался "выходить на…" Они то и дело выходили на влиятельного депутата гордумы, на нужного чиновника мэрии, на авторитетных членов областного министерства просвещения и всяких других полезных людей. Это давало свои плоды. Не бросая преподавательской работы, супруги Толкуновы сумели принести отряду немало пользы. Подтвердили право на бесплатную аренду помещения, включили «Эспаду» в районное объединение детских клубов «Солнечный круг», добились там нескольких платных должностей (как они говорили — «ставок»). Одну, полную — «заведующего клубом» (хотя во флотилии «Эспада» слово клуб было почти неприличным) — взял себе Феликс Борисович. Другая, половинная, досталась Аиде (должность штатного психолога!). Еще одну «половинку» — Даниилу Рафалову, «помощнику заведующего по морскому делу и спорту». До этого Кинтель был нештатным инструктором. На жизнь он зарабатывал программистом в нотариальной конторе. Работа была, как он говорил, не бей лежачего, но и платили за не так себе. Лишние полставки в сложной жизни Кинтеля («холостяцко-многосемейной») оказались не лишние.