на то, как они выгодно подчеркивают ее фигуру «песочные часы». И только когда она остановилась рядом с Рокко, понял, что она гораздо ниже ростом, чем мне показалось вначале. Даже на каблуках ее макушка едва доставала до его носа. Босиком она, наверное, доходила бы до середины моей груди.

Равенна Пизано — миниатюрная женщина, которую не составит труда стереть с лица земли. И я планирую сделать это прямо под высокомерным носом ее мужа. По-моему, вполне уместно.

Артист на сцене наконец перестает вопить, и раздаются бурные аплодисменты. Рокко встает с кресла и протягивает руку жене. Госпожа Пизано медленно поднимается, и это происходит так царственно, как будто перед подданными предстает королева. Точнее, ледяная королева. Когда они проходят мимо меня, то она держит голову высоко, смотрит прямо перед собой, полностью игнорируя меня. Видимо, считает, что я ниже ее по положению, как это обычно бывает с такими «помощниками».

Я следую за Пизано по широкому коридору к открытому залу в конце, где привилегированных посетителей ожидают прохладительные напитки. Рокко шепчет что-то на ухо жене и присоединяется к группе мужчин в центре зала, которые весело смеются, потягивая напитки. Госпожа Пизано отходит в сторону и встает в относительно свободном от людей месте. Ее поза стала еще более жесткой, чем в театральном зале, и она сосредоточила взгляд на чем-то на противоположной стене. Я проследил за ее взглядом, гадая, что же привлекло ее внимание, но там ничего нет. Только чистая белая стена. Нет ни одного предмета искусства или светильника.

Я делаю пару шагов и становлюсь слева от Равенны Пизано. Как только она чувствует мое присутствие, то замирает и напрягается всем телом.

— Пожалуйста, отойди, — говорит она, и на секунду я поражаюсь молодости ее голоса. Но потом до меня доходят ее слова, и отвращение переполняет меня. Я делаю шаг назад. Конечно, она не может допустить, чтобы ее царственный вид был испорчен таким как я. Жалко, что люди с правом голоса иногда забывают, что они не так уж сильно отличаются от остальных. Особенно когда у них течет кровь.

Интересно, будет ли она чувствовать то же самое, когда кровь потечет по ее стройной шее после того, как я ее перережу?

Я глубоко вздыхаю, не отрывая взгляда от стены напротив. Этот прием я взяла на вооружение недавно, чтобы не встретиться случайно с мужским взглядом. Краем зрения вижу Рокко. Он разговаривает с другим капо, Козимо Лонго, и делает вид, что погружен в разговор, но прекрасно знаю, что он наблюдает за мной. Ждет, когда я сорвусь. Но я не допущу оплошности. У меня было достаточно практики, чтобы одержать верх в извращенной игре мужа, и я приняла на себя множество ударов и заработала достаточно синяков, чтобы мотивировать себя не отрывать взгляд от стены. Но ничего не могу сделать, чтобы мужчины не смотрели на меня. Или, что еще хуже, не подходили ко мне. Рокко знает об этом и получает огромное удовольствие, когда видит, как это происходит, потому что это означает, что он может наказать меня, когда мы вернемся домой, и совесть его не будет мучить.

У моего мужа уникальный взгляд на мир. В его понимании он — хороший, справедливый человек, который никогда не делает ничего без причины. Если я буду вести себя хорошо, то ничего не случится. Ну, по крайней мере, в большинстве случаев. Но если я делаю что-то не так, например, смотрю на другого мужчину или привлекаю его внимание, муж чувствует необходимость наказать меня. Рокко любит называть это «методами воспитания». Итак, я стою в стороне, надеясь, что никто не обратит на меня внимания и что Рокко скоро надоест, и мы сможем вернуться в особняк.

— Равенна, — раздается справа от меня мужской голос. — Почему ты стоишь одна? Хочешь, я принесу тебе выпить?

Я крепче сжимаю в руке клатч.

— Я в порядке, Пьетро. Спасибо.

Уходи. Пожалуйста, пожалуйста, уходи. Повторяю, эту мантру. Может, если он уйдет сразу, Рокко его не заметит.

— Ты уверена, что не хочешь ничего выпить? — Пьетро кладет руку мне на плечо.

Я на секунду закрываю глаза, пытаясь подавить поднимающуюся во мне панику, и заставляю себя улыбнуться. Пьетро работал рядом с моим отцом в течение нескольких лет и даже несколько раз приходил к нам домой. Он всегда был добр ко мне, и один раз я подумывала попросить его о помощи, но так и не набралась смелости.

— Я в порядке, просто глубоко задумалась. Спасибо.

Пьетро кивает и направляется к группе людей на другой стороне комнаты. Когда он скрывается из виду, бросаю взгляд на место, где стоял Рокко, и вижу, что он смотрит на меня поверх бокала. И улыбается. Черт. Я делаю шаг назад и натыкаюсь на стену из твердых мышц. Огромная мужская рука ложится на мою талию, поддерживая меня. Моя кровь холодеет.

С тех пор как я вышла замуж за Рокко, по моей вине погибли трое мужчин. Первому было всего двадцать шесть. Всего на два года старше меня. Мне до сих пор снятся кошмары о том дне. Я только что вернулась домой после маникюра, и Гаэтано протянул руку, чтобы помочь мне с пальто, и случайно задел рукой мое плечо. А спустя минуту из библиотеки выскочил Рокко и выстрелил моему телохранителю в голову. Я сначала не поняла, что произошло, и просто смотрела на распростертое на полу тело Гаэтано, из дыры в центре лба которого сочилась кровь. Рокко начал кричать, приказывая мне идти в свою комнату, но я не могла заставить свои ноги двигаться.

После этого усвоила урок и постаралась никогда, даже случайно, не прикасаться к своим телохранителям, если поблизости находился Рокко или его камеры. В конце концов, это не имело значения. Двое других оказались мертвы, потому что мой муж решил, что они смотрят на меня неподобающим образом.

— Убери руку, — шепчу я, глядя на Рокко, и паника захлестывает меня с головой.

Но ничего не происходит.

— Сейчас же, мать твою, Алессандро.

Рука исчезает с моей талии. Рокко ставит свой напиток на поднос ближайшего официанта и идет в нашу сторону. Боже мой. Он собирается убить и Алессандро. Рокко ничего не сделает Пьетро, потому что тот входит в ближний круг дона. Я заплачу за эту встречу. Но мой муж без колебаний казнит телохранителя, как только мы вернемся домой. Я не смогу жить со смертью еще одного невинного человека на моей совести.