приходится рассмеяться. — Ты определенно точно знал, в какое общежитие меня определят, не так ли?

— Конечно, знал, — весело отвечает Чарльз. — Я попросил об этом. — Впервые с тех пор, как моя мама затеяла все это безумное приключение, я вижу, как на ее лице мелькает недовольное удивление, но она быстро его скрывает.

Интересно — она не знала, что он это сделал.

Я не совсем понимаю, что при этом чувствую.

Мы ускоряем шаг и добираемся до грузовика как раз в тот момент, когда водитель откидывает грузовую дверь, открывая содержимое. Содержимое, которое не мое.

— Подождите, мне кажется, это не тот грузовик. — Я протягиваю руку, чтобы остановить мужчину и его помощника от выгрузки всего того, что придется засунуть обратно. — Это не мои вещи.

— Сюрприз, — усмехается Чарльз. — Мы с твоей мамой сделали небольшую онлайн-покупку. Нам хотелось убедиться, что у тебя будет все необходимое, ведь ты впервые станешь жить в общежитии. Считай, что это немного запоздалый рождественский подарок. — Моя мама спешит обнять меня и быстро шепчет мне на ухо.

— Не расстраивайся, дорогая, он просто хотел сделать для тебя что-то приятное. Если тебе что-то не понравится, мы можем обменять это на то, что тебе больше по вкусу.

Мужчины быстро разгружают грузовик, и я в странном счастливом шоке наблюдаю, как матрас, мягкое изголовье с обивкой яркого аквамаринового цвета, небольшой голубино-серый комод, белый письменный стол и что-то розовое и пушистое проносят мимо меня внутрь по указанию Чарльза. Стиль и цвета определенно не те, которые я бы выбрала для себя, но по секрету, мне все в них нравится.

— Мам, это становится все более странным, ты же знаешь, да? — Я делаю паузу на несколько секунд и качаю головой, прежде чем меня осеняет. — Подожди, разве комнаты в общежитии обычно не обставлены всем необходимым? Такими вещами, как кровати и столы? В Уиттиере они были, я знаю, потому что Уилла постоянно жаловалась на больную спину и на то, что на матрасе до нее спали другие люди. — Вместо ответа мама переплетает свою руку с моей, затаскивая меня внутрь Холла, где я буду жить в течение следующего учебного года.

Мои шея скрипит и жалуется, когда я сильно откидываю голову назад, чтобы взглянуть на огромную люстру викторианской эпохи, висящую над нами. Состаренная латунь тепло светится в свете восьми ветвей, каждая из которых увенчана изящным хрустальным абажуром, странно напоминающим старую английскую чайную чашку. В этом светильнике есть что-то почти причудливое, и ухмылка щекочет мои губы.

— Али?

— Иду.

Я неохотно отвожу взгляд от красоты, возвышающейся надо мной, и следую за мамой по широкой, покрытой ковром цвета индиго лестнице на верхний этаж. Всего три пролета, но я ожидала увидеть хотя бы еще одного человека, а здесь, похоже, нет никого, кроме нас, грузчиков и множества незнакомцев на портретах, висящих на стенах. Когда мы, наконец, поднимаемся по лестнице, Чарльз уже ждет нас в дальнем конце коридора.

— Вы такие копуши, — поддразнивает он. — Пойдем, посмотрим твою комнату, Али.

Предвкушение, которого я не ожидала, разливается во мне, и я неожиданно понимаю, что на самом деле рада начать новую главу в своей жизни. Жизнь, в которой я впервые буду жить одна, жить как самостоятельный человек. Часть меня хочет зажмурить глаза и не открывать их, пока я не окажусь в комнате, но врезаться в стену еще до начала занятий — не самая лучшая идея, поэтому вхожу с широко раскрытыми глазами.

И это того стоит.

Комната угловая и огромная — ее легко сравнить с комфортной трехкомнатной квартирой. Окна маленькие, но их достаточно, чтобы это не имело значения. Всего их восемь — четыре вдоль боковой стены и еще четыре вдоль дальней, каждое с глубоким подоконником, и количество естественного света просто поражает. Здесь также имеется примыкающая ванная комната и даже крошечная кухонька. Широкая улыбка, которая расплывается на моих губах, не передает моего внутреннего сияния.

— Ну что? Я все сделал правильно?

— Ты сделал больше, чем просто хорошо, Чак-Чарльз. — Глаза моей матери становятся похожими на блюдца в молчаливом предупреждении. Я сразу перевожу тему, спеша скрыть тот факт, что чуть не назвала его страшным прозвищем. — Это прекрасно. Но как вам удалось это провернуть? Ведь такая комната должна пользоваться большим спросом, верно?

Пожалуйста, не сердись, что я чуть не назвала тебя «Чаком».

К моему полному удивлению, он не выглядит ни капли обеспокоенным. Судя по тому, как говорила мама, Чарльз должен был взбеситься при одном только упоминании «Чака». Вместо этого тот продолжает, как будто не услышал мой выпад, хотя пропустить его было невозможно.

— Я признаю, что, возможно, немного перегнул, но мне хотелось только лучшего для дочери Делии. — Его грудь слегка вздымается. — Что толку иметь связи, если ты не можешь использовать их, чтобы помочь близким людям?

У мамы наворачиваются слезы, и даже я признаюсь, что чувствую себя немного туманно. Такое ощущение, что наша маленькая странная, собранная воедино семейная единица переживает момент единения. В этот момент, пока мы стоим и ухмыляемся друг другу, из-за угла коридора появляется миниатюрная, потрясающе красивая темноволосая девушка.

— О! Извините, что прерываю. Я не знала, что ты уже здесь. — Она идет прямо ко мне и протягивает руку, сверкая серебристыми ногтями. — Я Грифинн Слоан, твоя соседка по комнате. Папа хотел мальчика, а получилась я. Но все зовут меня просто Финн. — После того, как она едва пожимает мою руку, она направляется к мини-холодильнику и достает банку содовой. — Увидимся позже. — И с этим она исчезает, вылетев за дверь и пронесшись по коридору, как мини-торнадо. Я даже не успеваю сказать ей свое имя.

— Это будет интересно, — смеется мама. Чарльз выглядит так, будто его боксеры мгновенно уменьшились на два размера от ее слов, но я слишком взволнована открывающимися окружающими меня возможностями, чтобы остановиться и спросить, почему.

Проходит еще пять минут, и грузчики заканчивают устанавливать раму моей новой кровати и изголовье и опускают на нее матрас. Они собирают письменный стол и ставят его и комод туда, куда я указываю. Большая пушистая розовая штука оказывается нелепым креслом-мешком, совершенно потрясающим в своей легкомысленности.

— Ну, нам, наверное, пора идти. До дома еще долго ехать. — Чарльз почти обнимает меня, но потом сбавляет обороты и