Петра вызывали живую реакцию толпы, сопровождались гулом обсуждавших его ответ и шиканьем на них остальных.

– Понравился ли вам современный Петербург? – пробился сквозь шум девичий голос.

Петр посмотрел туда, откуда доносился голос, и, увидев жадные до чуда широко распахнутые глаза, ответил:

– Что видал, то любо. Ладно перекроен, крепко сшит. А остальное – поглядим.

– А как же Президент? – спросила женщина, стоявшая поблизости. – Вы что, вместо него теперь будете?

После ее слов на площади опять повисла тишина, как будто природа враз замерла.

Петр задумался на мгновение и ответил твердо:

– Каждому овощу свой сезон! Мой прошел, его идет. Я здесь не для смены, а для помощи.

Все сразу зашумели, и кто недослышал, переспрашивали соседей:

– Что он сказал? Что он сказал?

Петр повторил громче:

– Идите и всем скажите. Прислан я не для смуты, а для дела. Не бока ломать, а Русь утверждать. А ноне разойдитесь. Время не для речей, а для дела.

Тут Иван Данилович вышел вперед и стал расчищать дорогу.

– Эй, милиция, что без дела стоите? Помогите Петру Алексеевичу пройти до машины.

Как под гипнозом, милиционеры стали теснить людей, освобождая дорогу.

Толик показывал Петру, где машина. Он вдруг почувствовал себя очень важным и нужным. Ему льстило, что он шел рядом с таким великим человеком.

* * *

«Сенсация века! В России ожил царь Петр Великий!», «Не позволим властным структурам избавиться от ожившего, чтобы обеспечить себе спокойное правление!» – такие лозунги наводнили Интернет. Об этом говорили по всему миру.

Президент собрал проверенных людей в Кремле.

– Что будем делать?

– Хотите, спецслужбы его так упекут, ни один журналист не пронюхает, – предложил главный ответственный из органов внутренних дел.

– Раньше думать надо было! Головой, а не… – Президент перевел тяжелый взгляд на главного ответственного за прессу. – Почему не проследил. Как узнали?

Тот округлил без того круглые глаза.

– Вы были в коме… Я же не знал, что он… оживет. А может, сделать из этого пиар-ход? – оживился он. – Дать его интервью по зарубежным каналам, это ведь такие деньги! Такие деньги!.. В казну, конечно. На цифру можно всю страну посадить.

– Кто кого посадит, мы еще посмотрим! – проворчал главный ответственный за государственную безопасность.

– Ни на минуту из строя выйти нельзя! Как допустили, чтобы информация просочилась! – Виктор Александрович повернул голову в сторону премьер-министра Александра Викторовича. – Вы ведь замещали меня! Как проморгали?

– Может быть, не все так страшно? Представить его как достижение российской науки. Недаром же мы Сколково построили!

«Неплохая идея! – подумал главный ответственный за оборону. – Под этим делом я представлю факт оживления как секретное оружие. И мне престиж, и моим амазонкам. Мол, наши силы могут и мертвого из могилы поднять!»

– Виктор Александрович, – подобострастно произнес Александр Викторович, – Петр еще не разбирается ни в чем. У нас время есть.

«Ладно, на месте решу!» – подумал Виктор Александрович и собрался вылететь в Петербург, чтобы лично встретить Петра.

Пока он ехал в сторону аэропорта, ему докладывали обо всех шагах царя.

Слова, сказанные им на площади перед Петропавловским собором, немного успокоили Виктора Александровича. «“Я здесь не для смены, а для помощи. Не для смуты, а для дела”, – так видит свое пребывание, – обдумывал Президент. – Ну хотя бы опять в цари не полезет! И на том спасибо! Ему годы понадобятся, чтобы понять, что сейчас в мире происходит! Россия так изменилась за три века! По сути – это совсем другая страна!»

Зная по истории характер Петра, было трудно представить его уступчивым, терпимым, принимающим чужое мнение.

«Свою правду он палкой вколачивал. На это указывали все его приближенные. Страна большая, народу много, не жалел! Сейчас так нельзя!» – Виктор Александрович понял, что его ждет немало трудностей с ожившим царем.

* * *

Проезжая Дворцовый мост, Петр оглянулся назад, на Петропавловскую крепость, и вздохнул:

– Эх, Данилыча бы сюда! Поглядел бы на Янни-саари!

– Что это? – спросил водитель.

– «Заячий остров» по-чухонски. Было здесь рыжее болото, кусты, зверье да трава. Мечтали мы с Алексашкой, что выстроим здесь Парадиз, а он ныне краше, чем виделось нам! Мой Зимний дворец на Канавке, чай, снесли?

– Не снесли! – затараторил Иван Данилович. – Внутри от театра, что при Екатерине Второй отстраивался! Вон, видите, голубое ажурное здание. Недавно несколько комнат отрыли. Кабинет ваш в целости. Хотите, заглянем?

Петр, скрывая эмоции, молча махнул рукой.

– Зимний дворец же дальше! – вмешался Толик.

– Не путайте, вы про Екатерининский говорите, а я про тот, что был построен Петром Алексеевичем, Дворцовая набережная, 32.

Иван Данилович хотел провести его через бальный зал театра Эрмитажа, тем, что над каналом, но решил, что Петру сейчас не до красот.

Увидев вместо своего, любимого им, творения другое сооружение, царь нахмурился и пребывал в дурном расположении духа, пока не заинтересовался компьютером. Обратив внимание на картинку, как дворец выглядел в его время, он хотел сказать, что художники ошиблись и все было не совсем так, как изображение вдруг поменялось и начался фильм о строительстве первого дворца. Он был так поражен меняющимися картинками, что застыл, наблюдая за реакцией окружающих. Но никого вокруг не удивляло, что на экране очень маленькие люди, что они двигаются и живут своею жизнью. Он крякнул от удивления, покрутил головой и еле сдержался, чтобы тут же не вскрыть крышку и не заглянуть внутрь, дабы понять, как там помещается так много народа. Затем, увлекшись, стал смотреть о строительстве второго дворца и о том, как с помощью переделок был придан парадный вид дворцу последнему.

– Правильно ли все? – спросил Иван Данилович. – Ведь по крупицам информацию собирали.

– Поглядим, – сказал Петр и прошел вперед.

* * *

Спустившись вниз, туда, к своему веку, он понял, что сохранилась лишь малая толика от его жизни. Не было ни красиво убранного двора, ни пристани, откуда он любил утром садиться в лодку, чтобы объезжать весь город, ни парадных покоев, где принимал важных особ, ни спальни, где умирал.

Правда, о том не пожалел. Слишком тяжелы были воспоминания о последних месяцах жизни. Измена жены, предательство друга, недуг, страшные боли, метания, сомнения, кого оставить после себя, и наконец уход… Память отозвалась в нем ноющей болью: он увидел себя, метавшегося в агонии на кровати, свое разбухшее тело, не способное выдавить мочу, беспомощность от страшной болезни, недоверие к лекарям и их методам лечения, приносившим ему под конец столько мучений! Ощутил, как тогда, снедавшую горечь обиды и недоверия к жене, предавшей его после того, когда он возвысил ее так высоко! Как ему непереносимо вдруг