Важен вопрос образца, в соответствии с которым выстраивали Систему РФ, – был ли он? Кажется, что нет. Ряд случайных статей (а то и мемов – «Ворюги мне милей, чем кровопийцы») приняты были за политический проект в конце СССР. Дискурсивный пунктир оказывал больше влияния на решения, чем рациональные планы. Конституцию РФ сочиняли наскоро, как устав гуманитарной автократии Бориса Ельцина.

Не исключено, что Система РФ – то немногое, что вообще можно было выстроить на землях РСФСР в логике централизованной государственности. После переворота 1993 года, отбросив первоидею России как договорной Федерации, «страны стран», антиконфедералистский проект Ельцина привел к антигосударству, развившемуся в современную форму.

От аномальности к фиктивности

Российская Федерация строилась и жила в болезнетворном горизонте упраздненной страны, «правопреемницей» которой хотели быть при невозможности этого в реальности. Она расположена в случайных пределах советской Северной Евразии – руинах недостроенной Сталиным утопии русской городской цивилизации. На чем вообще основана вера, что Республику удалось бы построить здесь без опоры и согласия граждан? Следовало серьезнее отнестись к обстоятельству, что здешнее население – наследники или даже участники неслыханного насилия над социальными институтами и человеческой природой. Это насилие никогда не было вполне признано и искуплено – ему не дали себя искупить.

Страна не раз подходила к радикальной десталинизации и отступала перед этой задачей, дав себя отговорить или остановленная властями. Хрущевско-брежневский период мог стать периодом глубокой десталинизации, тогда еще мирной и солидарной: этого не допустили. Вообразимо ли, что аномальные зверства таких масштабов с участием людей, тогда еще живых, могут быть амнистированы и забыты, задвинуты в сторону как нечто не­важное?

Задача построить государство Россия вне исторического опыта, но с учетом хорошо известных слабостей советских людей породила индустрию фикций – фикций могучих, правдоподобных и временно эффективных. Этим делом занята Система РФ и сейчас.

Переходность эпохи как алиби аномальной власти

Система РФ – это сборка советского с постсоветским внутри «транзита искусственности» обоих. Советский режим репрезентовал себя как государство, созданное революцией, трансфер к коммунизму. Его пафос легальной искусственности переняли постсоветские режимы – заявлениями о «переходности» они поныне отводят любую гуманитарную критику. Приняв в 1990-х слоган «процесс реформ» (термин, не предполагающий ни завершения, ни аудита), кремлевская транзитология стала апологетикой. Придворные Путина твердят, что, пока Россия в пути, тестировать правовые и гуманитарные качества ее государственности преждевременно. Но модель Системы РФ никогда не была переходной и независимо от отведенных ей сроков не трансформируется в гражданскую нацию.

От Системы СССР к Системе РФ. Общность поведенческих истоков

Советская система в проекте Сталина строилась как искусственная цивилизация с искусственными «классами», прежде не существовавшими. Так в 1930–1950-е годы создали интеллигенцию с ее подгруппами – советские журналисты, советские инженеры, советские писатели, советские разведчики. Встроенные во власть, все они долго оставались поведенчески бессильными. Говоря об «истоках советского поведения», Кеннан подразумевает поведение Кремля и только, справедливо игнорируя поведение остальных.

Еще в советском самиздате я предсказывал, что новый правящий класс придет из редакций журнала «Мурзилка» и «Огонек», из задних комнат продмагов, из райкомовских инструкторов и столичных мажоров – бесхребетной публики, периферийно функциональной для режима. Тех, кто был верткими советскими маргиналами.

РФ возникла при отказе ее руководителей нести ответственность за прошлые сталинские и советские преступления. Это случилось на пике попыток гуманизации Советского Союза и готовности союзного руководства нести ответственность за прошлое. Процесс был прерван Беловежскими соглашениями и не возобновлялся. Новая государственность сняла с себя ответственность за Союз, сохранив зато регалии, активы и инструменты искусственного общества, которым была учреждена.

О включении РФ в униполярный мир

Взглянем на возникновение РФ как на сумму требований извне к тому, что возникало на месте бывшего СССР.

Искусственное советское государство при попытке стать человечески нормальным моральным и европейским впало в коллапс и было упразднено собственным руководством. Это породило развилку – упразднять ли СССР и как именно? Идеология ликвидации могла быть различной, от реставрационной до неосоветской – все модели обсуждались. Выбрана была модель, основанная на идее соответствия западному эталону как «безальтернативному».

Этот выбор проскакивают, а он важен. Он закреплял догму о либерально-рыночном мейнстриме как единственном мировом эталоне. Однако в центре русской доктрины «единственности Запада» скрыто смешение – меланж консьюмеристски понятых черт азиатского капитализма с теологией провиденциальной правоты США. Объединяла их сталинская идея «железной исторической необходимости», которой должно следовать для успеха прорыва в будущее. Западный эталон пришел к советским людям в единственно известной им форме реванша – возвращения стране потерянной «авангардной мировой роли».

Описав Запад как мир-эталон, Россия обязалась в него «включиться», но только на собственных условиях. Неудачи интеграции отвергали как тотальную катастрофу с возвращением в «мрачное советское прошлое». Все, кто сопротивлялся новому утопическому рывку, – враги демократического народа, агенты коммунистического сатаны.

Первым развивают аппаратуру включения – способность страны к нему, то есть власть. Власть понимают как шефство над интеграцией РФ в мейнстрим – нечто великое мировое, чему «нет альтернативы». Иного не дано, если мы хотим вернуть России «мировую роль». Это диктует мандат на чрезвычайную власть.

Эталон либеральной западной демократии в РФ обслуживал силовой нажим власти в борьбе за возвращение «мировой роли». Для этого демократам потребовалось свое модернизированное ГПУ.

Модель демодиктатуры Виктора Орбана опровергла догму авторства силовиков в режимах путинского типа. Венгерская тайная полиция не играла никакой роли в становлении антилиберального режима в Будапеште. Зато сам Орбан с удовольствием уличает либеральных врагов в «посткоммунизме» и связях с тайной полицией. (Феномен венгерского режима, возможно, предвещает ту будущую модель постпутинской Системы, которая установится в РФ после ухода «эпонима».)