Философ пишет о нарастающем антропологическом кризисе, тесно сплетенном с кризисом веры и идеала. Реагируя на этот кризис, стремится донести свои идеи уже до нового века и предпринимает еще один целостный опыт изложения учения. Он ставит перед человечеством такое дело, которое дает «смысл всей жизни и цель существованию». Так возникает работа «Супраморализм» (1902), в которой воскресительная этика представлена в виде двенадцати «пасхальных вопросов»: афористичных, стяженных, самой своей вопросительной формой будящих мысль. Пройдет еще несколько лет, и вместе с корпусом других работ Федорова она будет вдохновлять художников русского авангарда — Казимира Малевича, Павла Филонова, Василия Чекрыгина, а идеи и образы философа общего дела претворятся в произведениях Маяковского и Клюева, Хлебникова и Заболоцкого, Пришвина и Платонова.

В настоящем издании, знакомящем с миром идей Н. Ф. Федорова, представлены оба изложения его философии — и «Вопрос о братстве…», выросший из ответа Ф. М. Достоевскому, и «Супраморализм», создававшийся в первые годы XX века. Оба текста даны в сокращении. Для более объемного представления о разных гранях мысли философа в конце книги помещены небольшие статьи и заметки из II тома «Философии общего дела».

Анастасия Гачева

Вопрос о братстве, или родстве, о причинах небратского, неродственного, т. е. немирного, состояния мира и о средствах к восстановлению родства

Записка от неученых к ученым, духовным и светским, к верующим и неверующим

Главное сочинение Федорова, представляющее собой опыт изложения учения всеобщего дела. Создавалось в период с 1878 по 1893 гг., дополнения вносились до конца жизни философа. Толчком к началу работы над текстом послужило письмо Ф. М. Достоевского ученику Федорова Н. П. Петерсону от 24 марта 1878 г., в котором писатель, познакомившийся с идеями Федорова в изложении его ученика, ставил ряд вопросов к учению «всеобщего дела» (подробнее см. вступит. статью). Первый вариант работы, представлявший собою развернутый ответ на эти вопросы и подробное изложение учения, был закончен к осени 1880 г. На протяжении последующих 13 лет он неоднократно перерабатывался и дописывался Федоровым, разросшись к 1893 г. в огромное сочинение.

«Вопрос о братстве…» написан в форме обращения от «неученых», воплощающих у Федорова тип патриархально-родственного, целостного сознания, ориентированного на действие и практику, к ученым, хранящим у себя «ключи знания», но, с точки зрения Федорова, слабо связанным с жизнью, уютно чувствующим себя в тиши своих кабинетов. Ставя перед учеными вопрос о смерти и утратах, Федоров обращается к ним с призывом к единению в общем деле регуляции и воскрешения. «Неученые» для Федорова не значит «безграмотные» и «невежественные». Они — носители правды родства, того, что М. Пришвин позднее назовет «сердечной мыслью». Ф. М. Достоевский, перекликаясь с Федоровым, в январском номере «Дневника писателя» за 1880 г. утверждал: «народ живет идеей православия в полноте, хотя и не разумеет эту идею ответчиво и научно» (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 27. Л., 1984. С. 18).

В «Вопросе о братстве…» Федоров представляет систему ключевых понятий своей философии: родственность / неродственность, несовершеннолетие / совершеннолетие, сын человеческий / блудные сыны и т. д. Важное место в тексте занимают образы-символы. Одни из них представляют собой эмблемы несовершенного и порочного уклада мира (выставка, банкет, обращение кладбища в гульбище), другие являются проективными, выводя в сферу «должного» (кремль, музей, школа-музей, школа-храм и т. д.).

Несмотря на обилие противопоставлений, присутствующих в тексте «Вопроса о братстве…», Федоров выходит за пределы дуалистического, а значит разделяющего подхода, стремится к синтезирующей логике троичности, принцип которой выражен формулой: «Жить нужно не для себя и не для других, а со всеми и для всех».

Характерной чертой изложения идей в «Вопросе о братстве…», как и в других сочинениях Федорова, является то, что философ представляет их как в системе естественнонаучной аргументации, так и на языке, внятном религиозному сознанию. Философ стремится создать единое поле смыслов и пространство взаимодействия для верующих и неверующих, призвав их к соединению в общем деле регуляции и воскрешения.

В первой части «Вопроса о братстве…» ставится вопрос о разрыве мысли и дела, теоретического и практического разума, в чем Федоров видит глубинную слабость человечества, дается критика созерцательного, «кабинетного» характера деятельности ученых, выдвигается принцип всеобщности познания и исследования, вводится понятие проективности, снимающее антиномию между наличным и должным, представлена критика позитивистской концепции прогресса. Центральное место во второй части работы занимает проективное толкование догмата о Троице как образце для будущего бессмертного человеческого общежития и изложение представления о «культе предков» как основе религиозного чувства человека. В третьей части излагается историософская система Федорова. Развертывание истории человеческого рода определяется для него чаянием преодоления смерти, стремлением к воскрешению, лежащим в глубинах коллективной психики. Федоров представляет всемирную историю как борьбу двух принципов устроения жизни, которые символически воплощаются у него в образах Запада и Востока. Восток — насильственное единство, стирающее личность в ничтожную пыль. Запад — предельная свобода личности, оборачивающаяся индивидуализмом, эгоизмом, рознью, соперничеством, одиночеством. Россия, находящаяся между Западом и Востоком, по мысли Федорова, может стать точкой примирения Востока и Запада, принципа единства и принципа личности, выдвигая в качестве основы человеческого устроения идею соборности, предлагая миру проект жизнетворческого, воскресительного дела.

Четвертая часть «Вопроса о братстве…» излагает самый проект всеобщего дела: регуляция природы, выход в космос, управление космическими процессами, преображение несовершенного, смертного организма человека в совершенный и бессмертный («полноорганность»), намечает пути воскрешения, рисует образ «идеальной общины», основанной не на внешнем, юридическом законе, а на любви, доверии и взаимознании (психократия).

Федоров сознательно дает своему сочинению длинное заглавие, как делает это и с другими названиями своих работ. Причины этого он так объяснял своему ученику В. А. Кожевникову (в письме от 27 июля 1894 г.): «Восстановляя старинный способ длинных и подробных заглавий, мы заранее желаем познакомить читателя с тем, что он найдет в самом сочинении, чтобы избавить его от чтения и покупки ненужного. Очевидно, что в желании превзойти старинных книжников в длинноте заглавия кроется бескорыстие В нынешних коротких заглавиях заключается и скрытость, и приманка, реклама и др. пороки» (Федоров Н. Ф. Сочинения: В 4 т. Т. IV. М., 1999. C. 277).

При чтении этой и других работ Федорова следует учитывать особенности его стиля и словоупотребления. Так, слово «отцы» философ использует в том значении, которое придано ему в Библии: отцы как все наши предки — родители, бабушки, дедушки, прабабушки и прадедушки — и так далее вглубь поколений. В том же всеобъемлющем значении употребляет он и слово «сыны», разумея под ним всех живущих, вне зависимости от их половой принадлежности. Сыновство и отечество — универсальные категории философии Федорова, основа братства и ключ к нему. В отличие от смертности, которая объединяет людей отрицательно, в общей горькой участи, сыновство и отечество объединяют положительно — в общем задании, в действии.