другой мир — мир комфорта и достатка. Сиденье с подогревом, аромат дорогого парфюма, идеальная чистота салона.

— Сумку можете назад убрать. Вам куда?

Называю место назначения и с трудом запихиваю свой баул на заднее сидение. Очень стараюсь не задеть его плечо.

Он вёл машину спокойно и расслабленно, не торопясь начать разговор. Мне тоже было неловко лезть с разговорами. Я рассматривала проплывающие мимо витрины и гадала, что такому мужчине нужно от меня.

Я согрелась и совсем не думала, что села в машину к первому встречному. Мокрые джинсы все ещё неприятно прилипали к ногам.

— Как тебя зовут? — Без спроса переходит на «ты».

— Настя. А вас?

— Марк. Ты похожа на лисенка, Настя. — он поворачивает голову и наши взгляды касаются друг друга.

Меня обдает жаром. Смешно, наверное, но в тот момент я поняла, что пропала.

Всю дорогу я надеялась, что он спросит мой номер, но Марк просто высадил меня возле центра культуры. Я поблагодарила его, испытав ужасное разочарование.

На следующее утро он ждал меня возле университета.

И я бросилась в эту пучину, распахнув сердце. Я верила, что пришла белая полоса и мне больше не придётся бродить в темноте.

Инга

Отключаю на ночь телефон: не хочу видеть сообщение от неизвестного мучителя.

Проверяю входную дверь. Немного подумав, придвигаю к ней комод и оставляю включенным свет в ванной. Прикладываю к затылку холодный компресс и иду в постель.

Разглядываю трещинки на потолке и прислушиваюсь к каждому шороху. Когда нытье в затылке утихает — поворачиваюсь на бок и притягиваю колени к груди.

Федорцов сегодня помог мне.

Вспоминаю русую челку, упавшую на лоб, и искреннюю тревогу в его глазах. На момент проникновения в мою квартиру он был в галерее. Это аргумент в его пользу, а еще у него не было мотива.

Мотив — моя проблема. Я не знаю, что случилось в ту ночь, а значит, не знаю, кому нужно было исчезновение Насти. Мысль о ее смерти регулярно вспыхивает в сознании, опаляя холодом сердце. Я гоню ее прочь, но страх находит меня по ночам. Чем темнее становится на улице, тем тревожнее на душе.

Вспоминаю тот злополучный вечер, когда Федорцов выставил нас из квартиры.

Я приехала на весенние каникулы к Насте. Я очень надеялась, что за эту неделю мы станем ближе друг другу. Последний год Настя отдалилась, стала реже звонить и меньше о себе рассказывать. Я сильно переживала по этому поводу. Временами списывала это на помолвку, а иногда боялась, что стала ей неинтересной. У нее другая жизнь. Люди меняются, как и меняются их интересы и предпочтения.

За окном лил дождь. Настойчиво барабанил в окно.

Мы сидели в гостиной на ковре и играли в «пьяницу»: Свечка, Аня, Роберт и я.

Настя приготовила малюсенькие бутербродики к кофе. Их размер почему-то сильно веселил меня. И вообще, настроение было отличным — впереди еще пять дней каникул, Роберт травил какие-то истории, а я пятый раз подряд выигрывала. Анюта злилась и твердила, что я мухлюю. Она трясла огромными кольцами в ушах и пыталась напрыгнуть на меня, чтобы защекотать.

Входная дверь хлопнула так, что мы подскочили. Предчувствие чего-то плохого моментально скрутило живот.

Настя резко встала, и тут в гостиной появился Марк Николаевич в мокром пальто, с каплями дождя на лице и волосах. Его лицо было белым, в руках — крафтовый конверт.

Мне кажется, Настя сразу поняла, в чем дело. Она сначала сжалась, напомнив мне испуганного воробушка, а затем подлетела к Федорцову и потянулась руками к его лицу. Что-то совсем тихо прошептала, вытирая капли с лица. Он схватил ее за запястья и сжал, глядя в глаза. Настя вскрикнула.

Я никогда не видела его таким — сжатые челюсти, пустые глаза. Он напоминал непредсказуемого психа, который может кинуться на тебя в любую секунду.

— Знаешь, что это? — спросил Настю хрипло, игнорируя нас.

Его голос прозвучал так, будто он сдерживает тысячу демонов. Повысь он голос хоть на полтона — они вырвутся наружу и уничтожат все живое вокруг.

Настя знала, что это, потому что громко всхлипнула. Меня напугал этот грудной, судорожный звук.

— Родной, это не то, что ты думаешь. Я объясню.

Аня с Робертом напряглись. Мы все поняли, что это не рядовая ссора. Обычно Марк Николаевич спокоен и скуп на эмоции.

Он дернул щекой.

— Не смей меня так называть. Собирай вещи, и чтобы я никогда тебя больше не видел. У тебя есть час. — Очень тихо сказал он, глядя сквозь нее. — Никогда не попадайся мне на пути. Ты для меня умерла. — Он развернулся, чтобы уйти, но Настя вцепилась в рукав его пальто.

Она схватила его так, будто он — спасательный канат, а она висит на краю обрыва.

— Пожалуйста, не надо, Марк. — Он вырвал рукав и сделал пару шагов в сторону коридора. — Я люблю тебя! — Настя зарыдала и набросилась на него со спины, чтобы обнять.

Заколка выпала из пучка, и волосы огненным пламенем разлетелись по спине.

Он, не поворачиваясь, отшвырнул Настю от себя, и она влетела спиной в стеклянную перегородку между гостиной и спальней.

С чудовищным звоном посыпались осколки.

Аня закричала. В глазах Роберта застыл ужал. Он вскочил, не зная, что делать: кинуться к Насте или к Марку.

Свечка порезала руки и спину. Она плакала, неуклюже барахтаясь в осколках.

Марк смотрел только на ее. В тот момент у него было лицо человека, мир которого разбился вдребезги, как эта перегородка.

Я вышла из оцепенения и резко кинулась на него. Роберт перехватил меня за талию. Я билась в его руках и орала. Он едва со мной справлялся.

— Мразь! — закричала я.

Аня бросилась к Насте. Кровь была повсюду: на осколках, Настиных руках, свитере и даже каким-то образом на ковре с длинным ворсом. Свитер плотной вязки, как выяснилось позже, спас положение. Иначе Настина спина была бы исполосована порезами. Она отделалась неглубокими, но пугающими количеством крови, ранками.

Когда я поняла, что не могу вырваться из захвата Роберта — плюнула в Марка Николаевича, попав ему прямо в лицо.

— Инга, угомонись! — Закричала Аня, взяв себя в руки. — Надо скорую вызвать, вдруг вены задеты.

— Не надо. — Тихо сказала Настя. — Это я виновата. Он не хотел.

— Настя! — Заорала я. — В чем?! Что он, — псих ненормальный?! Ненавижу!

Федорцов молча ушел, оставляя за собой мокрые подтеки на полу.

Сейчас, восстанавливая события того вечера, я понимаю, что ему было больно. Очень больно, только вот это не оправдание.

Он вычеркнул Настю