Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заходит Дон – как обычно, потный, запыхавшийся и красный.
– Привет, Лу! – говорит он.
Я тоже говорю «привет» и отхожу от подставки, чтобы он мог взять свой клинок. Дон нормальный, он мог бы возить шпагу в машине, и никто бы его не боялся, но он часто ее забывал. Ему приходилось занимать оружие у других, и Том предложил хранить снаряжение здесь.
Выхожу во двор. Марджори еще нет. Синди и Люсия в стойке – направляют друг на друга шпаги. Макс надевает стальной шлем. Стальной шлем мне не по душе: если по нему стукнуть, будет слишком громко. Когда я сказал об этом Максу, он рассмеялся и посоветовал затычки для ушей. Ненавижу затычки для ушей. От них ощущение, что сильно простыл. Странно, потому что повязку для глаз я люблю. Я часто носил ее раньше, притворяясь слепым. Таким образом я лучше слышал голоса. А вот когда затыкаешь уши, зрение лучше не становится.
Уверенной походкой выходит Дон со шпагой под мышкой, застегивая стильный кожаный камзол. Мне иногда хочется такой же, но мне больше подходят простые вещи.
– Ты размялся? – спрашивает Люсия.
Дон пожимает плечами.
– Вполне!
Она тоже пожимает плечами.
– Твое дело!
Люсия с Синди начинают фехтовать. Мне нравится наблюдать за ними, анализировать их шаги. Они очень быстрые, трудно уследить – нормальному человеку тоже было бы трудно.
– Привет, Лу! – произносит Марджори за спиной. Внутри теплеет, я становлюсь легче, будто сила земного притяжения вдруг уменьшается. На секунду зажмуриваюсь. Марджори красивая, но смотреть на нее нелегко.
– Привет, Марджори, – отвечаю я оборачиваясь.
Она улыбается. Лицо ее сияет. Раньше меня тревожило, когда у людей от радости светились лица, потому что от злости они тоже светятся, и мне трудно отличить одно от другого. Родители пытались объяснить разницу – через положение бровей и другие признаки, но я в конце концов понял, что нужно судить по внешним углам глаз. У Марджори лицо светится от радости. Она рада меня видеть, а я рад видеть ее.
Однако меня многое тревожит, когда я думаю о Марджори. Что, если аутизм заразен? Вдруг она от меня заразится? Ей это не понравится… Да, аутизм не должен быть заразным, но говорят, что если долго общаешься с группой людей, начинаешь думать, как они. Если она будет общаться со мной, начнет она думать, как я? Я бы не хотел, чтобы так получилось. Будь она, как я, с рождения – это ничего, но чтобы такая, как она, вдруг стала такой, как я, – это неправильно. Такое вряд ли возможно, но случись у нее аутизм, я чувствовал бы себя виноватым. Иногда, подумав об этом, я стараюсь держаться от Марджори подальше, но чаще всего желание быть рядом с ней пересиливает.
– Привет, Мардж! – говорит Дон.
Он раскраснелся. Дон тоже считает Марджори красивой. Чувство, которое я испытываю, называется ревность; я прочел в книге. Это плохое чувство, нельзя присваивать себе другого человека. Я отступаю на шаг, чтобы не присваивать Марджори, а Дон выходит вперед. Марджори смотрит на меня, а не на Дона.
– Будешь драться? – говорит Дон, толкая меня локтем.
Он так спрашивает, хочу ли я с ним фехтовать. Я сначала не понимал. Сейчас понимаю. Я молча киваю, и мы ищем место для поединка.
Дон крутит запястьем, он всегда так делает перед выпадом, я автоматически считаю круги. Мы движемся по кругу, атакуем и парируем. Он вдруг опускает руку. Это хитрость? Нет, он открылся, я делаю выпад и колю его в грудь.
– Подловил! У меня рука болит…
– Извини, – говорю я.
Он будто бы разминает плечо, а потом неожиданно бросается вперед. Дон и раньше так делал, я быстро отскакиваю, и он меня не достает. Я колю Дона еще три раза, он тяжело вздыхает и говорит, что устал. Я не возражаю, я с удовольствием поговорю с Марджори. Макс с Томом заняли наше с Доном место. Люсия отдыхает. Синди фехтует с Сюзан.
Марджори сидит рядом с Люсией, Люсия показывает ей фотографии. Фотография – одно из увлечений Люсии. Я снимаю маску и смотрю на них. У Марджори лицо шире, чем у Люсии. Дон вклинивается между мной и Марджори и что-то спрашивает.
– Ты нас перебил, – говорит Люсия.
– Извиняюсь, – отвечает Дон, но не отходит, загораживая мне обзор.
– Ты влез в середину, – продолжает Люсия. – Отойди, пожалуйста, не мешай другим.
Она бросает взгляд на меня. Я все делаю правильно, иначе она сказала бы. Из всех нормальных людей, которых я знаю, Люсия лучше всех умеет четко сказать, чего хочет.
Дон оглядывается, фыркнув, отходит.
– Я не заметил Лу, – говорит он.
– Зря, – говорит Люсия и вновь обращается к Марджори: – Здесь мы останавливались в четвертую ночь. Я фотографировала из номера, как тебе вид?
– Чудесно!
Мне не видно фотографию, на которую смотрит Марджори, но видно ее счастливое лицо. Я смотрю на Марджори, не слушая, как Люсия рассказывает об остальных снимках. Дон время от времени вставляет комментарий. Они досматривают фотографии, Люсия убирает камеру в чехол и кладет под стул.
– Ну что, Дон, – говорит она, – посмотрим, как ты сразишься со мной!
Она вновь надевает перчатки и маску, берет шпагу. Дон, пожав плечами, следует за ней на свободное место.
– Садись! – говорит Марджори.
Я сажусь на стул, где только что сидела Люсия, он еще теплый.
– Как сегодня день прошел? – спрашивает Марджори.
– Я почти попал в аварию, – говорю я.
Она не задает вопросов, просто слушает. Мне неловко рассказывать подробности, теперь кажется, что все же нельзя было просто так уехать, но я боялся опоздать на работу и встречаться с полицейскими.
– Страшно, наверное! – говорит она.
Голос теплый, успокаивающий. Но не как у врачей – просто его приятно слышать.
Я хочу рассказать о мистере Крэншоу, но к нам подходит Том и спрашивает, не хочу ли я с ним пофехтовать. Я люблю фехтовать с Томом. Он почти моего роста и, хоть и старше меня, в очень хорошей форме. Он лучший из нас.
– Я видел твой поединок с Доном, – говорит Том. – Ты хорошо справляешься с его уловками. Но он не растет, считай, забросил тренировки, так что старайся драться с противниками посильней – со мной, Люсией, Синди или Максом. Хотя