Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поскольку способности наших крохотных ментальных агентов сильно ограничены, не нужно стараться и далее уподоблять их взаимоотношения отношениям человека- руководителя и подчиненных ему работников. Кроме того, как мы вскоре увидим, отношения между ментальными агентами отнюдь не всегда являются строго иерархическими. В любом случае, роли агентов неизбежно относительны. Для Строителя оператор «Добавить» будет «подчиненным», но для оператора «Найти» будет «боссом» уже оператор «Добавить». Что касается людей, тут все зависит от образа жизни. Какие мысли беспокоят вас сильнее – приказы, которые приходится принимать, или те, которые приходится отдавать?
3.4. Гетерархии
Иерархическое общество подобно дереву, в котором агент на каждой крупной «ветви» полностью ответственен за агентов на малых «ветках», отходящих от нее. Эта картина наблюдается повсюду, поскольку делить работу на части – наиболее простой, как правило, способ приступить к решению какой-либо задачи. Создать подобную организацию и постичь ее суть нетрудно, ибо каждый агент выполняет конкретную работу: ему требуется лишь «посмотреть вверх» для получения инструкций от своего начальства, а затем «посмотреть вниз», чтобы получить помощь от подчиненных.
Однако иерархии не всегда полезны. Рассмотрим случай, когда двум агентам требуется использовать навыки друг друга, и ни один из них не является главным для другого. Обратите внимание на то, что происходит, например, когда вы просите свою систему зрения определить, отображает ли левый рисунок ниже три кубика или всего два.
Рис. 8
Оператор «Видеть» может ответить на вопрос, если оператор «Переместить» уберет передний кубик с линии зрения. Но при выполнении этой операции оператору «Переместить» может понадобиться помощь оператора «Видеть», чтобы выяснить, имеются ли какие-либо препятствия, способные помешать движению руки. В этот миг оператор «Переместить» будет работать на оператора «Видеть», а «Видеть» будет одновременно работать на «Переместить». Подобное невозможно в простой иерархии.
Большинство схем в начальных главах настоящей книги иллюстрируют простые иерархии. Позже мы столкнемся со сложными петлями и кольцами, особенно это касается раздела, посвященного памяти, потребности в которой уделено немало внимания (что диктуется предметом исследования). Люди часто склонны воспринимать память как способ сохранения прошлого, как воспоминания о том, что произошло ранее. Но у агентов и операторов также присутствует потребность в иных видах памяти. Оператору «Видеть», к примеру, требуется некий объем кратковременной памяти, чтобы отслеживать последующие действия, если новая работа начинается до завершения предыдущего задания. Если каждый из субагентов оператора «Видеть» способен выполнять всего одну функцию в конкретный промежуток времени, очень скоро ресурсы оператора иссякнут и он не сможет справляться со сложными задачами. Но если у нас памяти достаточно, мы можем объединить наших субагентов в циклические петли и благодаря этому обращаться к одному и тому же субагенту снова и снова, чтобы выполнять этапы нескольких различных работ одновременно.
3.5. Разрушение
В разуме любого ребенка стремление играть соперничает с другими насущными желаниями, например с желаниями есть и спать. Что произойдет, если иной агент перехватит контроль у Игрока, и что будет с операторами, которые подчиняются Игроку?
Рис. 9
Допустим, нашего ребенка отвлекли от игры; не важно, позвал ли его кто-то другой или отвлечение было вызвано внутренней потребностью, скажем, желанием спать. Что произойдет с активными процессами в его разуме? Отчасти ребенок все еще хочет играть, но отчасти его одолевает сон. Возможно, он развалит башню одним внезапным, мстительным тычком. Что будет означать такой поступок ребенка? Неужели налицо падение внутренней дисциплины, противодействующей подобным диким выходкам? Не обязательно. Эти «детские» действия могут обладать иным содержанием.
Разрушение происходит так быстро, что Крушитель, избавленный от надзора Игрока, берет верх всего на мгновение, чтобы насладиться разлетом кубиков.
Пускай детское насилие может выглядеть бессмысленным само по себе, оно выражает разочарование и досаду от утраты цели. Даже если родитель отругает ребенка, это лишь подтвердит, что сообщение было отправлено и получено.
Акты разрушения могут содействовать достижению благих, конструктивных целей, поскольку устраняют проблемы, требующие решения. Тычок заставит рассыпаться кубики, но освободит разум ребенка от ненужных эмоций.
Когда дети ломают свои любимые игрушки, не нужно спрашивать, зачем они так поступают; у любого подобного поступка нет какой-то единственной причины. Кроме того, ошибочно думать, что в человеческом сознании, когда верх берет желание спать, Игрок немедленно заканчивает игру и все его субагенты прекращают свою деятельность. Ребенок может пойти в постель, но в голове продолжит возводить башни.
3.6. Боль и удовольствие как упрощения
Когда нам больно, очень трудно проявлять интерес к чему-то еще. Нам кажется, что на свете нет ничего важнее способа справиться с болью. Вот почему боль настолько могущественна, что прогоняет мысли обо всем прочем. Она упрощает нашу точку зрения на мир.
Когда что-то доставляет нам удовольствие, тоже тяжело отвлекаться на другое. Кажется, что нет ничего важнее отыскания способа продлить это удовольствие. Вот почему удовольствие настолько могущественно и тоже упрощает точку зрения человека на мир.
Способность боли отвлекать нас от прочих наших целей вовсе не случайна; таким образом боль помогает нам выживать. Наши организмы наделены особыми нервами, которые выявляют развивающиеся заболевания, и болевые сигналы от этих нервов заставляют нас реагировать особым образом. Иногда эти сигналы побуждают нас забывать о долгосрочных целях, вынуждают сосредоточиться на насущных заботах, возможно, передавая управление сознанием агентам низшего уровня. Конечно, не исключено, что так мы причиняем себе больше вреда, чем пользы, особенно когда для ликвидации источника боли требуется составить комплексный план. К сожалению, боль вмешивается в составление планов, отбивая интерес ко всему, что не кажется соответствующим сиюминутной потребности. Чрезмерные страдания как бы умаляют нас, сводя всю сложность человеческой личности к простейшим желаниям. И с удовольствием картина та же самая.
Мы воспринимаем боль и удовольствие как противоположности, поскольку удовольствие побуждает тянуться к его объекту, а боль заставляет отторгать ее объект. Но мы также считаем их схожими, ибо оба ощущения уменьшают значимость конкурирующих целей и вынуждают отказываться от прочих интересов. Иными словами, они отвлекают. Откуда возникает это сходство между, казалось бы, непримиримыми антагонистами? Порой две мнимые противоположности оказываются всего-навсего крайними значениями единой шкалы – или же одна из них является не чем иным, как отсутствием другого (примерами могут служить звук и тишина, свет и тьма, интерес и безразличие). Но что можно сказать о противоположностях, которые по-настоящему различаются,