Наконец, он остановился, схватил с кресла куртку и шагнул к двери. Авдей проговорил:

— Ты не сможешь выйти из корабля. Шлюз уже перекрыт полем статика, а бот тебе не дадут взять…

Его последние слова влетели уже в пустой проем двери. Виктор шел по коридору, направляемый одной мыслью — найти сына. Он чувствовал вину и страх за Саньку… Проходя шлюз, он ощутил легкое щекотание, но просто не обратил на это внимания. Он знал, где будет Санька. И размеренно пошел к колокольне, но потом ускорил шаги. С еще большей силой вгрызлись вина за то, что обидел сына, и глубокий черный страх, замешанный на тоске, обиде на самого себя и на тяжелом леденящем ощущении беды. Он шел все быстрей и быстрей…

Автоматика на корабле обиженно взвыла. Авдей на поверил себе, но его глаза ясно видели — Виктор шутя проломил собой поле статика. Поле, не поддающееся необузданным ударам монополя. Мелькнула мысль о том, что в шлюзе не оказалось вахтенных, но Авдей отмахнулся от нее, переваривая сведения аппаратуры, обдавшие его морозным холодом…

Санька поднялся на колокольню и сел на наклонный пол, свесив ноги с теплых кирпичей и положив руки на древние перила. Квирина он положил рядом с собой, найдя для него широкую щель, а сам стал смотреть на корабль. Какая-то точка двигалась от него к развалинам. Вскоре Санька понял, что идет кто-то из взрослых… «Папа», — радостно толкнулась мысль, но тут же снова зазвенела обида. То ли порыв ветра, то ли неловкое Санькино движение, то ли щель оказалась все-таки слишком узкой, но квирин сорвался с места. Санька ойкнул и дернулся, но пальцы поймали воздух. Мальчик посмотрел вниз.

Квирин лежал на тонком карнизе, покачиваясь на легком ветерке. Санька проехал по шершавым кирпичам, опасливо поставил ногу на старые щербленые кирпичи карниза и наклонился, повиснув левой рукой на перилах. Взял правой рукой квирина и стал торопливо заталкивать его в карман шорт. Но мешал кораблик, да еще рубашка… Санька лишь на секундочку отпустил перила под ногой была прочная опора. И в тот же миг под сандалетом предательски шевельнулся и осыпался песок…

Виктор с радостью увидел, что вон он, Санька, сидит на верхушке колокольни. Он сбросил куртку и побежал вперед… Что? Зачем он полез на отвесную стену? Внутри у Виктора все оборвалось. Он споткнулся, вскочил, загребая руками и ногами песок, с отчаянием всматриваясь вперед. Мальчик на башне качнулся и оторвался от стены…

Нога неловко шваркнула о край карниза, и Саня рухнул вниз. Сердце резко сжалось и взорвалось. Воздух со свистом устремился вверх. Стремительно вырастал колючник. И Санькина душа с отчаянием рванулась туда, в пески: «Папка…».

Всеми натянувшимися струнами сердца Виктор рванулся вперед — поймать, не дать упасть… Каждая клеточка его усталого тела зашлась в беззвучном крике: «Н-не-е-е-ет!!!»

Он увидел, как Санька скрылся за полуразвалившейся стеной замка, и с воем упал на песок, продолжая ползти, не замечая набившегося в рот, в уши, в волосы песка. Он снова крикнул:

— Не-е-ет! Сашка! Нет!

Тяжело обмяк от навалившейся пустоты, уставился безумными глазами на башню… Микрофон в куртке прокашлялся и сказал голосом Авдея:

— Виктор… Мох отменил карантин. Что-то опять случилось.

Но Виктор не слышал его. Он снова и снова видел, как Санька отрывается от наклоненной башни и падает, падает, падает…

Над песками протяжно разнесся басовитый гул. С башни сорвался третий колокол…

2. Человек в черном

Фаддей Зосимович Анафема, хирург «Магеллана», тяжело опустился в кресло, сразу нехорошо обмяк, потер серые обвисшие щеки и устало закрыл глаза, пробормотав:

— Господи, как тяжело-то…

Авдей шумно выдохнул дым и глухо спросил:

— Ну, как он?

— Все так же, — вздохнул хирург. — Пришлось накачать его пентавираналом. Все рвался идти куда-то, искать сына… Невыносимо… Что я мог ему сказать? Что?

Фаддей будто умолял старпома ответить. Тот сидел в другом кресле, ссутулившись, обретший приметы своего возраста. В кубрик тихонько вошел Пыхтыч, аккуратно поставил на стол стакан чая и положил рядом две таблетки. Потоптался и сказал:

— Фаддей, выпейте укрепляющее. Оно вас поддержит…

— Оставь, — хирург шевельнул рукой. — Иди назад, наблюдай. Чуть что, докладывай.

— Слушаюсь, — ответил Пыхтыч и бесшумно вышел. «Дыма нет», — равнодушно подумал старпом. Видимо, несчастье с Санькой раздавило и его… Йог же просто отключился прямо там, где был — в шлюзе. Боцман и штурман перенесли его в трюм и там оставили. Вся команда ходила по баркенту, как сборище теней. Корабль теней. Авдей поморщился от таких мыслей, выбил трубку прямо на пол, спохватился и вяло махнул рукой. Значит и его зацепило… Раньше он себе такого не позволял. Раньше, до смерти Сашки, вихрастого кузнечика, души корабля. Когда прозвучала страшная новость, старпому даже показалось, что корабль содрогнулся и помертвел… Старпом зажмурился, но мысли продолжали роиться в голове. Чтобы нарушить повисшую тишину, Авдей решил сказать хоть что-то. Само сорвалось с губ:

— Но тело-то не нашли…

— Ты тоже, Авдей, да? — хирург открыл глаза. — Виктор из-за этого, по-моему, слегка тронулся, и ты идешь по его стопам… Мальчик погиб, Авдей… Фактам надо верить… Думаешь, мне легко? Там колючник вмят в песок с такой силой, будто что-то упало с высоты. И кровь… Много крови… Сашкиной, да!.. Я проверил даже на ДНК-сканнере. Его кровь…

Фаддей утопил лицо в ладонях. Авдей смотрел на него, такого же старого, как он сам. Для многих рейд к Котенку станет последним… Особенно для Виктора.

Фаддей вскинул