протолкнуться поближе к стене, где кучковались те, кто не хотел лезть на импровизированный танцпол, и найти своих, то бишь свой класс. Человек существо социальное и в любой ситуации стремится объединиться со знакомыми или подходящими под определённые параметры особями. Школьники не исключение, а скорее яркое подтверждение данного правила. А я не спешил его нарушать, внаглую приглашая одиннадцатиклассниц, хотя парочку особо выдающихся… особ наметил. Осталось только дождаться медляка и идти на штурм… но мои планы были бесцеремонно нарушены.

— Семён! — Зосимова, неизвестно откуда взявшаяся, мёртвой хваткой вцепилась в рукав крутки. — Я тебя везде ищу! Тебе разве Роман не передал, что я поговорить хочу?!

— Передал, — я тяжело вздохнул, даже не пытаясь освободиться от захвата мелких, но цепких пальчиков. — И я ему тоже передал, что тебе передать. Завязывай истерить. У тебя замечательно получится аранжировка. Так что не доставай меня, пожалуйста.

— Но… — Лена не собиралась от меня отставать.

— Но вон поставили медляк, — совсем невежливо перебил я мелкую заразу. — А у меня на него и на Таньку Соколову были планы. К ней я уже по-любому не успеваю, так что даю две секунды, чтобы опустить меня найти новую жертву, или я пойду танцевать с тобой.

— Х-хорошо… — голосок Зосимовой дрогнул, но руку она не убрала. — Пошли…

Честно говоря, в первое мгновенье я опешил. Вот от кого не ожидал, так это от вечно испуганной Ленки, что она чуть ли не сама потащит меня танцевать. Но факт оставался фактом, я пришёл в себя, когда уже переминался с ноги на ногу, держа в объятьях мелкую девчонку. И далеко не на пионерском расстоянии. Скорее даже наоборот. Мои руки лежали на её талии, причём практически на грани приличий, а может, даже чуть-чуть за, я крепко прижимал Лену к себе, не давая убежать, но, на удивление, та особо и не рвалась, а наоборот, забросив руки мне на шею, качалась в такт музыке. И надо сказать, мне это начинало нравиться.

— Лена, ты сейчас серьёзно так рискуешь, — я сам не понял, отчего у меня вдруг сел голос, превращаясь в хриплый шёпот. — Смотри, доведёшь до греха.

— А я тебя не боюсь, — трусишка Зосимова, обычно дрожащая как осиновый лист, вдруг подняла голову и уставилась на меня глазами, в которых плясали чертята. — Ты хороший. Просто притворяешься сволочью.

— О нет, детка, ты крупно ошибаешься, — я нагнулся к девушке, почти касаясь её губами. — Я очень плохой и злой серый волк. Зубами щёлк. Так что берегись, поросёночек, как бы не уволок тебя волк к себе в логово.

— А если я всё равно не боюсь, — Лена откровенно нарывалась, а я вдруг понял, что от неё опьяняюще пахнет какими-то сладкими девичьими духами, а тонкие губки привлекательно блестят в свете цветомузыки. — И что ты мне сделаешь?

— Сейчас узнаешь… — у меня переклинило мозг, и я даже забыл, где нахожусь, собираясь продемонстрировать наглой мелочи, что нельзя так провоцировать взрослых дяденек, как меня обломали, нагло дёрнув за плечо. — Чего надо?!

— Семён! Блин, пошли быстрее!!! — Ромка выглядел не лучшим образом. С разбитой губой и весь какой-то потрёпанный. — Я тебя уже минут десять ищу! Там сибсельмашевские пришли.

— Б…лин! — до меня дошло, кто я и где я. — Сволочи! Прости, Лен, дела. Потом поговорим.

— Да пошли уже! — Ерёмин буквально тащил меня через зал. — Они уже всех старшаков положили. Один Чернов остался, но он точно не вывезет.

— Ладно, не кипешуй, ща всё решим, — я стряхнул руку парня и только сейчас понял, что в другую вцепилась Зосимова. — А ты-то куда?!

— Я с вами! — смело пискнула мелочь. — Я помогу!

— Помощница, блин, нашлась, — я ворчал, но прогонять девчонку не стал, это и дольше бы вышло, и лишнее внимание привлекло бы, а на нас и так учителя уже косились. — Рома, смотри за ней!

— Обязательно! — на комсорга в этом вопросе можно было положиться. — Давай быстрее!

Мы пулей вылетели из школы, распугав дежурных, из которых остались только девчонки. Где пацаны, можно было не спрашивать. И дело даже не в присущем советским людям коллективизме. Просто если сольёшься в такой момент, то уважения тебе не видать. Да, с тобой будут общаться, но скорее по необходимости, как с тем же Хомяком. Михаил был трусоват, чего уж греха таить, но это полбеды, главное, что он не мог перебороть это в себе, и в итоге стал фактически изгоем в своём классе. И ему никто не помог, когда начались проблемы с Шилой. Я же в такие игры уже не играл, прекрасно понимая, какие разные бывают люди, и что вполне можно не уметь драться, но быть гораздо полезнее для общества и человечества в целом. Другой вопрос, что и менять мир я не спешил, просто не считал нужным. Я не мессия, спасать собираюсь только себя и своих близких. А там как получится.

Традиционно место для разборок у нас было за спортплощадкой. Мы её называли коробкой, потому что там действительно из инвентаря было лишь низенькое ограждение поля, летом футбольного, а зимой, соответственно, хоккейного. Однако в СССР к массовому, подчеркну, спорту относились гораздо ответственнее, так что здесь имелся полноценный летний спорткомплекс, с сеткой, турниками, брусьями и прочим. А главное, хорошо освещённый и в отдалённом месте. Где можно было скрыться от любопытных глаз и порешать свои проблемы.

Сейчас там находилась целая толпа пацанов, азартно галдящих и подбадривающих своих бойцов. С нашей стороны выступал Виталя Чернов, комсорг одиннадцатого «А», с которым я пересекался, когда меня принимали в комсомол. А его противником был рослый, крепкий парень, сейчас обрушивающий град боксёрских ударов на Виталия. Видимо, это и был тот самый Разрядник, хотя, судя по тому, что я видел, он и без этого побеждал.

Чернов просто не тянул против опытного боксёра, хоть явно сам чем-то занимался. Однако силёнок явно не хватало. Но наш боец не сдавался, пытался контратаковать, за что и поплатился. Боксёр, дождавшись начала удара, вдруг резко ускорился и выполнил мощный джеб, буквально выстрелив левой рукой в лицо Виталия. Удар такой силы, да ещё на встречных курсах, Чернова просто смел, и парень, перевернувшись в воздухе, хряпнулся на спину. Точнее, хряпнулся бы, если бы в