— Я говорю: прохладно, — упрямо повторил Факер. — Сыро. Вообще времена тяжелые, семь стрелков осталось. Нам болеть нельзя.

Червь перевел тяжелый взгляд на Хорса, но тот лишь пожал плечами, постаравшись даже улыбнуться. Мол, ничего такого не подумай, хозяин, просто действительно сыро… Яростно пыхтя, Червь прошел мимо них и загромыхал по лестнице. Через минуту снова высунулся из люка, чтобы поставить на пол бутылку горилки и швырнуть две пачки дешевых российских сигарет.

— Держите, подонки! При первом расчете вычту с процентами!

— Спасибо, хозяин! — приподнял шляпу Хорс.

— До расчета еще дожить надо, — хмыкнул Факер, сразу открывая бутылку. — А помирать трезвым я не желаю. Хорс, тут две трети мои, ты понял?

— Понял, понял, — кивнул толстяк. — Только прикончит-то он нас обоих.

— Пусть сперва других людей найдет.

Дождь лил все сильнее, от двери потянуло сыростью. Хорс вышел наружу, держа руку на кобуре с крупнокалиберным револьвером, быстро отыскал в лопухах еще две бутылки, сверток с закуской и вернулся.

— Ну, с добавкой от Червя вахту простоим! — хихикнул он.

— Простоим! — согласился чуть повеселевший Факер, отрывая бутылку от бледных губ. — Только за ящик спрячь, не хочу я кровным с Дурнем делиться. Черт, да знал ли я, отправляясь в эти долбаные края, что мне тут за каждую каплю выпивки платить втридорога придется, а?! Ни за что бы не поехал.

— Чего теперь говорить, — вздохнул Хорс.

Толстяк пристроил на коленях верный дробовик и принял ровно на две трети опустевшую бутылку от партнера. Факер, в свою очередь, вытянул из-за спины автомат, нацелил на дверь.

«А по мне, главное калибр, — подумал Хорс. — Скорострельность с этими тварями ничего не дает, уж больно быстрые… Тут уж попал или не попал».

— Давай о бабах поговорим, — предложил Факер. Впрочем, он всегда это предлагал. — Вот помню, в Брайтоне… Ты только не путай с этим вашим уродским Брайтон-Бич, Брайтон — совершенно другое. Так вот…

Дождь шел все сильнее. Хорс слышал, как бомжи этажом выше перетаскивают матрасы, спасая их от льющихся с потолка струй. Он понимал, что сегодня никто уже не вернется. Хуже всего, если погиб Сафик — проводник тогда у Червя останется только один. А без проводников что за бизнес?

8

Они вскинули тело на бруствер. Канава начиналась метрах в пяти перед кордоном, некогда она шла вдоль дороги. Асфальт давно растрескался и зарос травой, дороги не стало, а вот канава почему-то осталась. В дождливую погоду в ней собиралась вода, но сейчас земля была почти сухой. Достаточно глубокая и широкая канава, чтобы незаметно проползти на ту сторону… Никита знал, что прямо на эту ложбинку, по прямой уходящую к Зоне, пристрелян пулемет на вышке — это место считалось опасным. Если захотят достать, им и целиться не придется, только повести стволом…

— Давай! — Ачикян хлопнул Никиту по плечу и даже подсадил немного. — Удачи, братишка! За линию его, и назад! Только из канавы не вылезай, если что — будем сносить все, что торчит, а тебя не зацепим.

Никита перевалился через бруствер, пробежал несколько шагов и потянул за собой тело Удунова. Это оказалось не так уж легко, Никита приближался к канаве медленно, рывками. А надо быстрее, только там можно спрятаться от страшных глаз, глядящих с обеих сторон…

«Если некрупный кабан побежит прямо по канавке, они его не достанут, и мне конец… Или слепой пес… — подумал Никита, опускаясь наконец в густую траву. — Скольких еще тварей я не знаю? Может быть, меня укусит какая-нибудь ядовитая пиявка и я сдохну через неделю. Ну и пусть».

Он слышал, как на бруствере перекликались Ачикян и лейтенант. О чем? Не важно. Никита проползал, насколько позволял ремень, потом, хрипя от натуги, подтягивал мертвеца. Это оказалось еще тяжелее делать лежа, не поднимая головы, и, одолев примерно половину расстояния до линии, он решил сделать передышку. Ярко вспыхнула очередная ракета, и Никита не удержался, все же приподнял голову, чтобы посмотреть на кордон с этой стороны. Со стороны Зоны.

Длинные линии брустверов убегали в обе стороны, их прерывали бетонные стены, тянущиеся от блокпоста до блокпоста. За стенами минные поля, пространство и перед ними, и позади простреливается с вышек. Это первая линия обороны человечества от Зоны. Там, позади, есть вторая, куда более мощная. Там артиллерия, готовая превратить всю эту землю в пылающий ад — если потребуется.

«Тут и без того ад, — подумалось Никите. Он запрокинул голову и, пока ракета не погасла, оглядел, насколько позволяла трава, канаву. Пока все было хорошо. — Мой ад. Удунов вырвался, а я? Вот так же однажды не выдержу. И не важно, сразу меня убьют или сперва я прикончу полвзвода. Конец один. Может, застрелиться?»

Никита пополз быстрее, чтобы избавиться от дурацких мыслей. Он оказался слишком слаб для Зоны. Она давит, «светит». Черная быль. И все сходят с ума. Кто, как Кравец, кто как Ачикян, все равно. А кто-то, как Никита: превращается в загнанного зверька, у которого только одна дорога к смерти. Прямая, как эта канава. Почему так получается, что нельзя ни пожаловаться, ни сбежать?.. Никита не мог ответить себе на этот вопрос, горло сжалось в комок.

— Вперед!

Он полз, обдирая кожу о ремень. Жаловаться… Кому?! Ворваться в штаб и упасть в ноги командиру? Он сплавит в части второй линии, а там… Там уже будут знать, кто к ним едет. Слышал Никита такие истории. А сбежать — как? Вторая линия не только Зону стережет, но и их, защитников первой линии. Для тех, кто сзади, спецбатальоны — уже часть Зоны. Они тоже стреляют без предупреждения.

— Сумасшествие, сумасшествие… — шептал Никита и полз, полз, пока окончательно не выдохся.

Еще одна ракета. От поста что-то кричат, но Никита не желал вслушиваться. До линии осталось метров двадцать, здесь уже пахло горелым. Выжженная полоса. На занятиях в учебке объясняли, что кабаны и другие животные со временем привыкли к этой полоске мертвой земли, «линии», и перестали заходить за нее в поисках пищи, поэтому ее необходимо все время обновлять. В спецбатальоне сказали: чепуха. Тем, кто приходит из Зоны, плевать на линию, кем бы они ни были. И все же раз в неделю вертолеты проходят вдоль кордона, жгут из огнеметов усталую землю.

— Как ты там, Серега? — спросил Никита, чтобы услышать хоть свой голос в наступившей тишине, и вдруг испугался, что Удунов ответит. В Зоне всякое случается. А они уже в Зоне, что для Зоны какая-то человеческая линия? — Молчи, молчи, скоро все кончится. Я уйду, а ты останешься. Или я тоже не уйду…

Говоря это, Никита имел в виду: меня могут убить, как только я дотащу тебя. Убить, чтобы избавиться от свидетеля, или по ошибке, или от страха, как угодно. Убить, чтобы провести ночь спокойно, а днем, под хорошим прикрытием, забрать сразу два тела. Или нет? Или его прикроют, а Миша Ачикян отведет в парк и накормит-напоит? Потом Ачикян разберется со своими «козлами», а Хвостенко, узнав, куда ходил Никита, перестанет его донимать и когда-нибудь они споют вместе «Че-ра-но-былль…»?