резко изгибалась и петляла, но карета летела по ней с просто невероятной скоростью. Кучер спешил изо всех сил, но тогда мне была непонятна причина его спешки, и я списывала всё на приказ не терять времени и прибыть в ущелье Борго к определенному часу. Но всё же, как бы ни торопился кучер, местами холмы и предгорья были столь круты, что лошади могли преодолеть их только шагом.

Солнце за нашими спинами спускалось все ниже, а небо расцветало закатными красками, что совершенно не портило окружающий пейзаж, а только добавляло ему ярких оттенков. Но вопреки всему этому мои соседи всё больше волновались и постоянно просили кучера ехать быстрее. Тот не отказывал им в этих просьбах, очевидно, разделяя их нервный настрой. Своим бичом и окриками он заставлял лошадей мчаться, словно стрелы, а шаткую карету лететь по дороге, шатаясь и подскакивая. Мне пришлось крепко держаться, но пассажиры не унимались, а их волнение, казалось, становилось только сильнее.

Так мы въехали в ущелье Борго. Как только это произошло, пассажиры кареты начали настойчиво передавать мне различные вещицы; по их сбивчивым, но отчаянным объяснениям я поняла, что каждый из них уверен, будто его подарок спасет меня от сглаза. Они вели себя так же, как хозяйка гостиницы и постояльцы в Быстрице, а потому я снова не нашла в себе сил отказаться от этих непрошенных даров.

Так же внезапно все будто бы забыли обо мне и начали всматриваться в окружающую нас мглу. Как я ни пыталась узнать, чего же все так желают увидеть, ответа так и не получила. В таком нервном волнении мы подъехали к выходу из ущелья. Я надеялась разглядеть ожидающий меня экипаж, но вокруг было темно и пусто. Я почувствовала почти забытые страх и сомнения.

Кучер же, взглянув на часы, облегченно вздохнул, а потом развернулся, чтобы переброситься парой фраз с другими пассажирами. Кажется, он сказал им, что мы доехали сюда раньше нужного. Затем он обратился ко мне на ужасном немецком: «Видимо, госпожу не ожидают. Лучше вам поехать с нами в Буковину – не могу же я оставить госпожу одну на дороге посреди ночи. А завтра вы сможете возвратиться обратно, а лучше и вовсе забудьте об этом деле».

В это время лошади разволновались, перебивая его своим ржанием, и кучеру пришлось отвлечься, чтобы успокоить их. Пассажиры тут же загомонили и начали осенять себя и меня крестными знамениями. Посреди всей этой суматохи совершенно незаметно к нам приблизилась коляска, запряженная четверкой лошадей. Лучи фонарей осветили породистых черных скакунов и человека с черной бородой и в черной же шляпе. В неярком свете мелькнувшие из-под шляпы глаза показались мне красными.

«Что-то ты рано сегодня приехал», – обратился он к кучеру, на что тот испуганно залепетал, что, дескать, гостья-англичанка очень торопила. Но не успела я возмутиться этой откровенной клевете, как неуловимо изменившийся в лице незнакомец, услышав об «англичанке», прервал возницу. «Видимо, потому ты и уговаривал ее ехать с вами в Буковину! Меня не обмануть, друг мой». – Говоря это, незнакомец улыбнулся, обнажив острые, белые зубы.

Незнакомец потребовал у возницы мой багаж, необычайно быстро переложил его в свою карету, а затем и мне помог перебраться из дилижанса в коляску. Он подхватил меня под локоть стальной рукой и показался мне ужасно, как-то нечеловечески сильным. Лошади повиновались его молчаливому жесту, и мы понеслись в темноту ущелья. Когда я оглянулась назад, я заметила лишь, что мои соседи по дилижансу снова перекрестились, а возница окликнул своих лошадей, направив их в Буковину.

Я осталась одна посреди темной дороги в компании незнакомца. Сколько я ни храбрилась до этого момента, меня охватил озноб, и я не могла толком определить, холодом он был вызван или же ужасом. Но прежде, чем пугающие мысли увлекли меня в пучину отчаяния, я почувствовала, как на мои плечи опустился теплый плащ, а на колени – шерстяное одеяло. Затем возница на прекрасном немецком сказал:

– Ночь холодна, а мне приказано окружить вас заботой и вниманием.

Подобное обращение немного успокоило меня, отпугнув мои сомнения. Но затем тревога вновь завладела мной. Коляска сошла с прямой дороги на узкую и извилистую, но, проехав по ней довольно долго, мы круто повернули и снова выехали на широкую. У меня появилось ощущение, что мы ездим кругами. Я постаралась приметить определенную точку и лишь убедилась в своей догадке. Кучер определенно делал это умышлено, а потому я решила не задавать вопросов и никак не протестовать, так как у меня не было ни шанса как-то повернуть ситуацию в свою пользу, и оставалось лишь выжидать. Мне невыносимо захотелось узнать время; в слабом свете спички я увидела, что осталось несколько минут до полуночи.

Я больше не смотрела на часы, но, когда, как мне казалось, могло пробить полночь, внезапно на ферме завыли собаки: сначала одна испустила жалобный скулеж, тут же ей ответила другая, и уже через мгновение всё вокруг наполнилось диким многоголосым завыванием. Лошади чрезвычайно заволновались, услышав эти пронзительные звуки, но кучер быстро смог сдержать и успокоить их, причем не столько своей невероятной силой, сколько тихим, гипнотическим разговором. Когда из-за гор донесся не менее пронзительный вой волков, он снова ловко справился с лошадьми, хоть ему и пришлось сойти с коляски и встать перед животными, разговаривая с ними. Пожалуй, он оказался лучшим укротителем лошадей, что я когда-либо видела. Как только они присмирели, мы снова двинулись в путь.

Карета больше не кружила, теперь мы постоянно поднимались в гору. Внезапно мы остановились. Карета оказалась во дворе огромного древнего замка с темными окнами и обломанными зубчатыми стенами.

Думаю, я все же уснула в дороге, потому что другого объяснения тому, как я могла не заметить, что мы подъезжаем к этому месту, у меня нет. Двор замка утопал во мраке и казался огромным, но мне еще не довелось увидеть его при дневном свете – возможно, темнота просто заставляет его казаться больше, чем есть на самом деле.

Кучер помог мне сойти с кареты. Он бережно держал мою руку, но его ужасающая сила всё же давала о себе знать; даже при таком касании было ясно, что он способен с легкостью раздавить мою ладонь. Затем он положил мой багаж возле меня, немедленно вскочил обратно на козлы и увел карету куда-то во тьму. Я осмотрела массивную старую дверь передо мной. Она вся была обита железными гвоздями, но я не нашла ни намека на звонок или дверной молоток. Я