Только в самое последнее время мать и дочь стали относиться друг к другу по-родственному, а беременность Эльзы сблизила их еще больше. Нельзя, однако, сказать, чтобы их отношения были совершенно уж безоблачными — хватало и непонимания, и взаимных обид. Другими словами, установившийся между матерью и дочерью мир был хрупок и непрочен.

Решив по зрелом размышлении Эльзе пока не звонить, Лидия закрыла записную книжку и набрала по памяти номер Одетты. У Одетты было занято. Нажав с раздражением на кнопку отбоя, Лидия перезвонила своей подруге Джун — уже пятый, наверное, раз за день. «Никого нет дома», — прокаркал автоответчик и предложил оставить сообщение. Ну уж дудки! Лидия в сердцах швырнула трубку на рычаги: оказывается, известить тех, до кого тебе есть дело, что ты выходишь замуж, не так-то просто. Лидия перезвонила Одетте. По-прежнему занято. Отчаявшись дозвониться до ближайших друзей, Лидия снова раскрыла записную книжку и вернулась к букве Б. Сразу под номером Эльзы Бриджхауз у нее был записан телефон буддийского монаха, который в свое время пытался научить ее читать мантры. Хотя буддизмом Лидия давно уже не интересовалась, позвонить монаху и сообщить о своем будущем счастье ей ничего не мешало. Вздохнув, она набрала номер буддиста…

Одетта разговаривала по телефону с матерью, с удовольствием прислушиваясь к ее французскому акценту и грубоватым простонародным словечкам.

Клодетта Филдинг, которую в семействе звали просто Клод, была украшением квартала Степни, его музой, его, так сказать, Эдит Пиаф. Она была чистокровной француженкой и родилась в пригороде Парижа, чем немало гордилась. Там, в этом не слишком благоустроенном пригороде, она и познакомилась с отцом Одетты Рэймондом, который был удивительно похож на Джона Леннона. К тому же Рэй играл тогда на гитаре, так что сходство можно сказать, было полным. Клодетту мало волновало то обстоятельство, что гитаристом он был весьма посредственным и в Париж приехал на заработки. Она сразу же влюбилась и вышла за него замуж. Музыкальная карьера у Рэя, как и следовало ожидать, не заладилась, и он в скором времени вернулся в Англию прихватив с собой молодую жену-француженку, обладавшую огненным темпераментом и парой самых очаровательных глазок какие обитатели Степни когда-либо видели.

Довольно скоро Клод поняла, что ее романтический и очень сексуальный гитарист-муж ничем, по сути, не отличается от своего отца — владельца маленького магазина электротоваров, и ему просто на роду написано продолжить дело своего родителя. Хотя Клод родила Рэю двух дочерей и всю жизнь хранила ему верность, она так и не смогла избавиться от мысли, что ее, по большому счету, надули.

Когда дочери выросли, ее стала мучить ностальгия по дому, и она начала бомбардировать письмами своего овдовевшего к тому времени отца, умоляя его переехать в Англию и поселиться с ней по соседству. Дедушка Одетты — или Гранпа, как называла его j Клод на французский манер — так и поступил. Теперь он, совсем уже старый и глухой, доживал свой век в маленьком домике в Чигвелле и с утра до вечера крыл Англию последними словами. Притворялся, конечно. В Англии ему жилось не так уж плохо. Он даже основал в середине восьмидесятых небольшую, но приносившую неплохую прибыль фирму по импорту французских трюфелей, которые шли на кухню дорогих ресторанов и в магазины деликатесов.

Клод очень верила в «ля фамиль» — семью и брак. Старшая сестра Одетты, Монни, вышла замуж в восемнадцать. Ее муж Крэйг никогда особенно Клод не нравился, но она его терпела, поскольку он обходился с дочерью хорошо и приносил домой неплохие деньги, хотя источники его дохода оставались для всех загадкой. Самое главное, у них было уже двое детей, и Монни ждала третьего. Сейчас они жили в миленьком домике в Темзмейде, где все у них было «как у людей» — машина, биде и спутниковая антенна. Клод, во всяком случае, считала, что ее младшенькая устроилась в жизни очень даже неплохо. Другое дело — Одетта. Ее судьба вызывала у матери постоянную озабоченность.

— Опять будешь весь вечер сидеть в своей норе в полном одиночестве? — поинтересовалась Клод. «Норой» она называла суперсовременную и прекрасно обставленную квартиру дочери в Айлингтоне. — Никак не пойму, почему? Может, ты заболела?

Одетта была первым отпрыском семейства Филдинг, получившим на выпускных экзаменах в школе отличные опенки и выразившим желание продолжить образование в университете. Одетта, выложив на стол свой отличный аттестат и сообщив о своем намерении учиться дальше, полагала, что родители обрадуются, но ничего подобного не произошло.

— Зачем тебе все это надо, дочь? — спросил Рэй Филдинг, скептически скривив рот. — Мы и без всякого университета подыщем тебе непыльную работенку.

Даже после того, как Одетта окончила университет, родители продолжали относиться к дочери с известной долей настороженности. Прежде всего они не одобряли ее богемный образ жизни, главное же, они никак не могли понять, в чем суть ее работы, хотя Одетта не раз пыталась им это объяснить. Когда же родители узнали, сколько она зарабатывает на рекламе, лица у них и вовсе вытянулись. Решив, что дочь делает деньги на всякой сомнительной ерунде и добром это не кончится, Рэй отказался от всякой финансовой поддержки с ее стороны. Он даже подарки от нее принимать отказывался, если, на его взгляд, они были слишком дороги. Клод в этом смысле не была столь категорична, и деньги потихоньку от мужа у нее все-таки брала, хотя никогда ее за это не благодарила.

Кто принимал от нее деньги с видимой охотой и рассыпался при этом в благодарностях, так это ее зять Крэйг. При этом, правда, он всегда делал вид, что берет «на деток», которые приходились Одетте племянниками и которые, несмотря на малолетство, имели от ее щедрот счета в банке.

— Твоей сестре делали УЗИ, — сказала между тем Клод. — Ей не терпится узнать пол будущего ребенка. Впрочем, я и без УЗИ знаю, что на этот раз у нее родится девочка.

— Если родится девочка, Монни будет рада, — сказала Одетта. — Она не раз говорила, что хочет сестренку для Фрэнки.

— А Крэйг хочет братика для Винни, — хихикнула Клод. — Но я больше всего хочу внуков от своей старшенькой — Одди, ты понимаешь, надеюсь, что я имею в виду? Если в ближайшие год-два ты не родишь, то упустишь время, и у тебя родится не милый, здоровый малыш, а какой-нибудь урод!

Одетта вздохнула: мать была в своем репертуаре.

— Мне, мама, тоже хочется ребенка, и не одного. Просто сейчас не самое удачное время для брачных игр. Мой клуб должен открыться уже через две недели, а недоделок столько, что у меня просто руки опускаются…

— Так ты, значит, еще не открыла свое кафе? — хмыкнула Клод. — В чем дело? Похоже, кто-то тебя здорово надувает.

— Никто меня не надувает, мама! Просто…

— Называй меня «маман», — поправила ее Клод. — Не забывай о своих французских корнях.

— Хорошо, маман. — Одетта согласно кивнула, взяла со столика пластиковую бутыль с минеральной водой, скрутила крышку и одним глотком допила остававшуюся воду. — Что же касается клуба, то все неприятности у меня из-за Калума — моего партнера по бизнесу.