Позади бушевали свирепые звуки — смесь шипения с хрипом. Лес примолк, внимая чужой, иномирной ярости. Ульфейе казалось, что гадина давится углями прямо над ее плечом. Ничего не видя перед собой, беглянка налетела на песчаную стену, в панике зашарила по ней и, разбросав в стороны корни и ветви, юркнула туда, куда звал ее Оберег.

По глазам ударил солнечный свет, вокруг плеснулась яркая, пышная зелень.

Женщина не успела удивиться тому, что ночь внезапно сменилась днем. Не успела порадоваться спасению от неведомого хищника. Не успела осознать, что достигла цели своего отчаянного странствия.

Потому что по плечам скользнули тугие зеленые веревки лиан. Прижали руки к телу, сковав движения. Оплели, опутали лодыжки.

И тут же на груди пленницы перестал пульсировать Оберег. Серый камень привел госпожу к господину.

* * *

Нужна собака! Ясно-понятно, еще как нужна! Давно пора завести!

Кто бы мог подумать: женщина проходит галерею, спускается по скрипучей лестнице, выходит во двор, отворяет калитку — засов, между прочим, тяжелый! В трапезной никого, хотя обычно на скамьях спит больше народу, чем в комнатах. И Молчун задрых во дворе. Ну, все как нарочно Хозяйка Зла подстроила!

А не она ли подстроила легкий хруст в кустах слева? Не ветер это, ох, не ветер! И не вспугнутая птица! Медведь? Росомаха? Или, храни Безымянные, какой-нибудь поганый гость из Подгорного Мира?

Страха не было, только злость. На себя, дурака. Дома среди ночи не сиделось, с женой и детишками! Понесло в лес выручать чужую паршивку!

Ладно, отругать себя можно и потом. Сейчас важнее темный силуэт, что на мгновение мелькнул меж стволов. И то, что треск — легкий, еле слышный — доносится теперь сзади. Кто ж это обошел его, зажал в клещи?

Фигура вроде человечья, но это, ясно-понятно, не разбойники. С чего бы разбойникам рыскать в темном лесу? Какая им тут добыча? Такие идиоты, как Кринаш, не каждую ночь попадаются!

Но эти морды, кем бы они ни были, нарвались на матерого наемника! Он знает, что паника и попытка удрать с поля боя опаснее, чем честная драка грудь на грудь. Да и далеко он ушел от дома, к оврагу пробиваться ближе.

Кринаш обмотал левую руку плащом (так можно отбить нож) и двинулся дальше, держа наготове дубовый кол.

Отличное, кстати, оружие! Сработало не хуже меча, когда из мрака на Кринаша молча обрушилось что-то тяжелое и свирепое. Сволочь луна именно в этот момент спряталась в тучу, поэтому Кринаш не разглядел толком, кого встретил колом. Угодил удачно: враг издал короткий всхлип, грузная туша осела у ног человека, обдав его запахом гнилой тины.

Кринаш перепрыгнул через недвижного противника, соображая, в какой стороне овраг. Тут слева навалился второй мерзавец, сбил с ног, клыки лязгнули у шеи. Кринаш, защищаясь, вскинул левую руку, и второй удар клыков пришелся по плащу. Зубы врага завязли в сукне, он дернулся — сильный, зараза! За это мгновение Кринаш успел удобнее перехватить кол, со всей силы оттолкнулся ногами и, вывернувшись из-под противника, хрястнул его наугад. И тут же длинные лапы, вскинувшись человеку на плечи, мощно стиснули, притянули ближе к врагу.

Луна бросила луч, высветила чудовищную морду с круглыми, темными, без белков глазами. Пасть твари была забита плащом Кринаша, враг яростно жевал сукно. Верхняя челюсть была неподвижна, а нижняя ходила вправо-влево, как пила.

В памяти отчаянно взметнулось слышанное когда-то… Это же Подгорный Людоед! Верная смерть! Он сильнее человека, и меч не берет его шкуру, и…

И у него на шее должны быть жабры!

Не размышляя, Кринаш повернул кол в руке и воткнул его сбоку в шею врага.

Людоед издал то ли вздох, то ли стон. Обмяк. Челюсти перестали терзать плащ.

Кринаш дернулся из объятий чудовища — и снова рухнул на скользкое мертвое тело. Спину обожгла боль. Когти! Эта падаль вцепилась ему в спину, но выручила куртка из толстой бычьей кожи, старая боевая подруга.

Кое-как он выполз из куртки, которую Людоед держал воистину мертвой хваткой. Спина, спасибо Безликим, вроде бы только оцарапана.

Луна уже светила вовсю — вернулась, трусиха, когда драка закончилась.

Победитель, словно завороженный, глядел на неподвижную голую тварь с белесо-серой шкурой — длиннорукую, узкоплечую, с крохотной узкой головенкой. А какой огромной казалась эта башка, когда Кринаш в нее почитай что носом ткнулся!..

Вот это да! Ай да Кринаш! Подгорного Людоеда один на один завалить — великий подвиг, а уж двоих… Везенье! Чистое везенье! Кому рассказать — ни за что не поверят. А стало быть, не надо и рассказывать. Поверила бы разве что Дагерта, но жене про всякие страхи знать как раз незачем.

В темноте что-то завозилось, ломая кусты. Очнулся второй Людоед! Ну-ка, ходу отсюда! Бывалый наемник всегда сообразит, когда пора смываться!

Так, в какой стороне овраг?

А ни в какой! Вот он, дорогой! Вот старый вяз, накренившийся над песчаным склоном. Вот пятно переплетенных ветвей и корней, укрывающих лаз…

Хлынувший навстречу солнечный свет и неистовая зелень не удивили Кринаша. Глаза сразу отыскали в пляшущем лиственном мареве женскую фигурку, скрученную лианами.

* * *

Закутавшись в платок и подобрав босые ноги под подол длинной рубахи, Дагерта сидела на крыльце. Молилась? Шла вслед за мужем сквозь черную чащу? Взор ее был недвижен и бесслезен.

Молчун маялся, не зная, чем помочь хозяйке. Он не мог даже сказать ей утешающего слова… проклятая немота!

А утешить хотелось. Он ведь помнил, как заботливо выхаживала эта суровая с виду женщина его и Верзилу, когда Кринаш по дешевке купил их у надсмотрщиков в каменоломне. Он тогда подыхал от воспаления легких, а Верзила, строптивая душа, был забит до того, что превратился в кусок мяса. Даже надсмотрщики, уж на что сволочной народ, честно предупредили Кринаша: выбрасываешь, мол, свои деньги! А тот рискнул и после уймы трудов получил двух рабов: один немой, другой с отшибленной памятью…

А теперь он, Молчун, проспал беду! Из-за него Кринаш может погибнуть!

Измученный угрызениями совести, бедняга пошел в дом — проверить, все ли в порядке. И от самой лестницы услышал сверху писк.

Это говорить он не может, а слух отличный! Кто другой бы решил — котенок замяукал… Какой там котенок! Дагвенчи проснулась, пробует голосишко. Попищит немного, а потом как заорет на весь дом! Есть захотела.

Вовремя, маленькая! Очень вовремя! Ты сейчас нужна своей матери!

Молчун бегом поднялся наверх, вынул малышку из колыбели, вынес на крыльцо и положил на руки Дагерте. А сам с устрашающе бдительным видом зашагал вдоль ограды — не лезут ли какие злодеи?

На сумрачном лице женщины мелькнула тень улыбки. Развязав ворот рубахи, Дагерта принялась кормить дочурку.