под ногами – кровавые следы вели к реке. Сельчанин кликнул своих. Люди взяли вилы и колья и пошли к берегу.

– Это сом, – убеждали одни. – Деды говорили, есть такой вид сомов: ползет по суше на брюхе.

– Это демон, мерзкий бес, – утверждали другие. – Демон завелся в реке, сделал ее нечистой. Деды об этом предупреждали тоже, что так бывает.

Люди смотрели в зеленую воду и силились достичь взглядом ее глубин. Сытый крокодил Семака наблюдал за ними из кустов камыша.

Потом в селе задрали двух коз. История повторилась. След, река, разговоры о бесах и конце света. Потом крокодила обнаружили.

Большую часть времени рептилия проводит распластавшись под солнцем. Это называется «баскинг»: крокодил увеличивает температуру тела до комфортной. Скудное мордовское солнце выгнало тварь из камышей, заставило искать тепла на песчаной отмели – там его и увидели дети, пришедшие к реке.

– Мама-а-а! Па-апа! Та-а-ам диноза-а-авр! – Детские крики заставили взрослых повыскакивать из домов. Похватав мотыги, взрослые пошли давать динозавру последний бой.

– Эко… – Увидев распластавшееся на песке чудище, мужики охнули.

Крокодил повел на них одним глазом.

Самый смелый из мужчин бочком подступился к нему и пихнул вилами в бок – несильно: посмотреть, на что способна зверюга. Реакции не последовало. «Парализованный!» – пронеслась радостная догадка в голове у мужика, и он тюкнул вилами сильнее. В следующий миг крокодил дернул головой, перекусил вилы пополам и пошел в атаку.

Крокодилы способны за несколько секунд развивать скорость в 20–30 километров в час. Увидев, что само творение ада, раззявив пасть, бежит на них, мужики побросали дубье и бросились наутек.

Это была пасторальная мордовская картина: крокодил преследует местных жителей в селе Вознесенском на берегу реки Мокша. Жители попрятались по домам и подперли изнутри двери. Крокодил шел по главной сельской улице как Чингисхан. Его хвост оставлял на земле зловещий след. Махнув им на прощание, он скользнул в дверь деревенского храма.

– Кранты отцу Петру, – решили местные. – Сатанинское отродье изжует и не подавится.

Не выпуская из рук оружия, люди стали собираться у храма. Кто-то разжег факелы – решили жечь тварь огнем. Разговоры вели редкие и мрачные:

– Тихо как…

– Небось уже сожрал батюшку.

– Иди посмотри.

– Сам иди.

Мужики, робея, подталкивали друг друга.

В этот миг двери храма распахнулись. Осиянный лучами последнего августовского солнца, на пороге появился сам отец Петр. На поводке – кожаном ремне, инкрустированном камнями, оставшемся еще от Семака, – священник вел крокодила.

От страха и благоговения люди рухнули на колени. По толпе пошел гул:

– Истинно святой наш отче. Попрал ад. Приручил гадюку.

Хвост крокодила, куда попала шальная пуля областных, был замотан бинтом. Крокодил, ступая рядом со священником, выглядел довольным.

Отец Петр смутился от вида коленопреклоненного села. Он хотел объясниться:

– Всякая тварь создана Богом! И даже эта… – начал он и осекся. Люди продолжали таращить на него глаза как на нового мессию. Он пожал плечами и решил быть проще: —Заползла ко мне. Испугался, чуть дух не отдал со страху. Стыдно признаться, на алтарь полез. А потом гляжу на нее с алтаря и вижу: мучается животное, глаза грустные-прегрустные. Было у меня овсяное печенье, пакет. Ну я и дал. А потом заметил рану в хвосте. Промыл, йодом смазал, обвязал. Это все.

Отец Петр посмотрел на собравшихся, подумал еще и добавил:

– Истинно сказано в Писании: возненавидьте зло и возлюбите добро и восстановите у ворот правосудие.

Мало-помалу люди стали подниматься с колен.

– Слыхал? – Один мужик толкнул другого в бок. – С таким-то правосудием как бы не сожрали.

– Ага, – поддакнул другой. – Глаза, говорит, у сатанинской твари грустные.

Так крокодил остался жить при церкви, у отца Петра. По первости мужики еще замышляли всякое. Планировали ночью умертвить зверя, посадить на вилы. Но позже привыкли. Всем селом несли чудищу объедки и кости. От постоянных приношений этих крокодил со временем сделался и вовсе как собака: при виде посетителей радовался, открывал пасть и елозил по земле хвостом. Отец Петр соорудил крокодилу в церковном дворе будку.

Прослышав о чуде в Вознесенском, потянулись из окрестных сел – посмотреть на невидаль. Тут и случилась оказия: от посетителей рептилия подхватила северную хворь – грипп или ротавирус. Стала кашлять, чихать, скукожилась на глазах и к декабрю, не вылазя из своей будки, померла.

Хоронили крокодила всем селом. Долго вспоминали о нем. Думали изобразить его на сельском гербе, да только сделать это не дал областной центр:

– Вы че, охренели там в своем Вознесенском? Крокодила?! На сельский герб?!

Холм, где похоронили рептилию, стал со временем Крокодильим холмом. Местные так и говорят: едешь на Вознесенское – справа река Мокша, слева болото, а посередине – Крокодилий холм.

Все сокамерники Михаила Круга

– А Мишка-то, Мишка наш… Свесился с верхней шконки и спрашивает меня: «Послушай-ка, Цыган, как лучше: «Владимирский централ, ветер западный?» Или «Владимирский централ, ночь осенняя?» А я ему и говорю: «Нет, Михаил. Лучше всего «Владимирский централ, ветер северный!» И он: «Точно!» – и хлоп меня по плечу! Так вот я вместе с Мишкой Кругом в тюрьме придумал песню «Владимирский централ». Там еще на диске написали: «Соавтор песни – Яков Цыган». Но потом, когда диск перевыпускали, про меня забыли.

Глаза Цыгана блестели. Мы ворочали ящики с огурцами на товарной базе. Фура пришла вечером. Мы, бригада грузчиков, уже собирались по домам. «До утра надо разгрузить, – явился с облаком сигаретного дыма начальник. – Плачу вдвое». Делать нечего. Побросали окурки, подпоясались, пошли ворочать огурцы. Тут-то Цыгана и пробило на поговорить.

Цыган сидел. Это все знали. Руки и торс Цыгана украшали затейливые тюремные татуировки: если работали летом, он сбрасывал майку, и все видели. «У меня еще на залупе есть», – откровенничал Цыган. Ему верили: Цыган выглядел правдоподобно.

Плохой чертой Цыгана было то, что зона казалась ему пиратским приключением – возможно, лучшим в его жизни. Там лились моря крови, там кого-то – по рассказам Цыгана – вечно резали ножами или находили повесившимся. Но там же – если верить Цыгану – собирались достойнейшие люди земли. Там злой и корыстный всегда получал по заслугам: психологи-зэки раскалывали таких, как орехи, и выводили на чистую воду. Там доставалось и хорошим парням, но все они умирали достойно: с сигареткой в зубах, засунув руки в карманы широченных штанин, поплевывая в лицо смерти. Так описывал нам свои ходки Цыган. Как о самых сладостных минутах жизни рассказывают иные люди, так и о тюремных годах своих Цыган рассказывал бесконечно и с упоением.

Мы знали всех