– Поздравляю вас, господин Дыркин. Теперь вы житель нашего города. Должна вам объяснить, что за вашим поведением теперь днем и ночью будет наблюдать воспитатель, внедренный в ваш организм. Если вы будете вести себя достойно, с вами ничего плохого не произойдет. Но стоит вам совершить проступок, порочащий звание человека, воспитатель немедленно передаст об этом на компьютер, и тот назначит сумму очков для наказания.

Дыркин раскрыл удостоверение и прочитал: «Дыркин Гаврила Михеич. Сорок пять лет. Холост. Быдло». В нижней графе стояла маленькая приписка «Конюшня номер три» и рядом в графе «Очки» Дыркин увидел цифру пятьдесят.

– Надеюсь, вы все поняли? – улыбнулась Серафима. – Чашечку кофе на прощание.

– И что мне теперь делать? – спросил Дыркин, пытаясь осознать происходящее.

– Первым делом вам надлежит отдать городу долг. Вы задолжали пятьдесят очков. – Серафима нажала кнопку. В кабинет вошли те же два парня, но теперь в рабочих комбинезонах. – Отвезите господина на конюшню номер три. После чего доставьте по адресу проживания. – И, обращаясь к Дыркину, добавила: – Если возникнут вопросы, сотрудники отдела культуры на них ответят, – и протянула Дыркину руку. Дыркин, перед тем как ответить на рукопожатие, мучительно пытался припомнить, кто должен протягивать руку первым, дама или он… Парни крепко взяли Гаврилу Михеича под мышки и поволокли к выходу. Серафима знаком их задержала и, глядя в глаза Дыркина, тихо сказала:

– За сережки спасибо. Я не знала, что они от вас. Станете человеком, может быть, мы и встретимся. – И совсем тихо добавила: – Я тебя не забыла.

Дыркина посадили в закрытый фургон местного завода со смешным названием «Хрюпа».

– Куда мы едем? – спросил Гаврила Михеич парней, плотно сидевших рядом.

– На конюшню номер три, – ответил тот, что сидел справа.

– Зачем? – поинтересовался Дыркин.

– Там вас выпорют, – ответил парень слева.

Фургон выехал из города с той самой стороны, откуда Дыркин начал знакомство с новым Хрюхрюпинском. Не доезжая бывшей Жопловки, машина свернула к длинному зданию без окон из аккуратного мелкого шведского кирпича. На воротах табличка сухо обозначала «Конюшня номер три». Ворота автоматически раскрылись, как двери аэропорта, и фургон «Хрюпа» медленно вкатил в конюшню. Дверцу открыл солидный господин в белоснежном халате. Вглядевшись в господина, Гаврила Михеич с трудом признал в нем своего давнего кореша и собутыльника по Кочкодрому, ветеринара Соменко.

– Сом, ты? – удивленно воскликнул Дыркин.

– Меня зовут Николай Петрович Соменко. Использование кличек в обращении к людям в Хрюхрюпинске не поощряется.

Парни, придерживающие Дыркина за локотки, выдали Соменко квиток, полученный Дыркиным в таможне по прилету, и еще одну гербовую хрюхрюпинскую бумагу. Соменко прочитал бумагу, расписался и, взглянув на Дыркина, пригласил:

– Прошу к столу.

Ребята схватили Гаврилу Меехича и поволокли в центр конюшни, к большому столу, смахивающему на пинг-понговый, но значительно ниже. Возле стола стояла высокая плетеная из прутьев корзина. Из нее, странным букетом, торчала пачка таких же прутьев.

Все остальное произошло очень быстро. Дыркину приспустили брюки, как цыпленка табака, распластали на столещнице, после чего что-то обожгло нижнюю часть спины Гаврилы Михеича. После каждого удара Соменко монотонно повторял вид проступка.

– Не мочись в банкомате. Не мочись в банкомате. – И так десять раз. Затем Соменко сменил прутья, вытер платком лоб и продолжил работу, приговаривая: – Не употребляй выражения, связанные с неуважением к своей матери и матерям знакомых и незнакомых тебе людей. – Потом, сменив прутья, снова вытер лоб платком. Следующая порция сопровождалась призывом не внедрять обозначения половых органов человека в жаргонной форме и в качестве дополнений и междометий. Десять ударов Гаврила Михеич получил за добавку слова «бля» в предложении, не имеющем отношения к продажной или развратной женщине. Еще десять за пьянство без повода и меры. Последние десять ударов Соменко произвел молча. Они предписывались в качестве еженедельной профилактической процедуры.

Странное чувство испытал Гаврила Михеич, натягивая портки. Все время порки он выл, закатывал глаза, с трудом понимая смысл произносимых Соменко наставлений. Теперь, морщась от боли, чувствовал не только облегчение от конца процедуры, но и внутреннюю необъяснимую радость. Что-то покойное и светлое вошло в душу и сделало его существование осмысленным и понятным. Расписываясь в листочке с обязательством лично и без конвоя являться раз в неделю на конюшню номер три для профилактической порки, он уже знал, что не будет отлынивать и прятаться. Соменко, почувствовав настроение друга, участливо сообщил, что и он прошел через «радость» порки и пригласил Дыркина на воскресный обед:

– Гаврила Михеич, вы не будете так любезны отобедать со мной в воскресенье, после верховой прогулки?

– С удовольствием, Николай Петрович. Только вы не уточнили форму одежды…

– Об этом мы сможем договориться. Мы с вами еще увидимся здесь во время профилактики.

– До встречи, Николай Петрович. Передайте поклон супруге.

– С удовольствием. А вы сестрице и ее мужу. Мне очень жаль вашего свояка Федора Степановича Мымрина. В Германии нет наших хрюхрюпинских конюшен. Иначе он сейчас был бы свободен и счастлив. Пройдя профилактику, наши люди перестали воровать, пить и ругаться. Результат, я надеюсь, вы сами могли для себя отметить.

– Результат фантастический, – подтвердил Гаврила Михеич и, подумав, добавил: – Что ни говорите, а хорошие манеры – это часть комфорта…

«Хрюпа» вырулила из ворот конюшни и повернула к городу.

– Сколько конюшен построено в окрестностях? – спросил Гаврила Михеич у сотрудников отдела культуры.

– Десять. Они принимают горожан по профессиональному и социальному признаку. Нельзя же пороть банкира в одной конюшне с ассенизатором…

– Да, система профилактики создана с большим тактом, – согласился Гаврила Михеич Дыркин, потирая нижнюю часть спины.

– Раньше у нас как было? Назначат начальство, оно проворуется. Одного снимут, другой такой же. Решили вместо мэра компьютер поставить. Поставили. Машина японская, умная. В истории России покопалась и рецепт выдала. С тех пор как городом управляет компьютер, все стало на свои места. Наш Хрюхрюпинск заделался свободной культурной зоной, – гордо заметил один из парней.

– Пора опыт Хрюхрюпинска внедрить и другим, – добавил второй.

– Вот, бля, началась бы житуха! – искренне вырвалось у Дыркина, и под его кожей негромко щелкнул вшитый аппаратик.

– Десять очков, – сухо заметил сотрудник отдела культуры. Фургон въехал в город, включил свет фар и сбросил скорость…

Кохила-Жуковский, 1997

Глава 1. Знакомство с бедным поэтом и его неразделенной любовью