Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, вы скажите, чем девочка хуже мальчика? – не отставала от нас Ира. – Ну почему вам пришло в голову, что нельзя с нами дружить?
– Потому что «почему» оканчивается на «у»! – подмигнул нам, гримасничая, Стаська. Мы засмеялись, а Журавль – так мы звали Борьку Журавлёва – словно невзначай стал обходить бочком площадку, чтобы сзади дёрнуть Ирочку за бант, качавшийся пышным синим цветком на её макушке.
– Да! Да! Да! – закричали мы почти хором и стали дружно строить рожицы, отвлекая Иру. – Потому что у девчонки очень вкусные печёнки!
– Ну и дураки! – обиделась Ира и хотела уйти.
Тут и возник на площадке Васька Мухин, идущий играть в волейбол, в новой футболке:
– О чём шумим, мелюзга?
– Васька! – заорали мы со Стаськой, давясь слюной. – Эта Ирка, вот потеха, не знает, с кем из мальчишек ей дружить…
– Неправда! – сказала Ирочка и, покраснев, посмотрела на Ваську своими большими глазами. – Я просто говорю, что вы, ребята, словно дикари. Вот вы, Вася, могли бы по-настоящему подружиться с девочкой?
От неожиданности Васька даже покраснел, вздрогнул и проглотил слюну. После моего позора с девчачьими «прыгалками» я его понимал!
– Нет, вы скажите, Вася, – не отставала Ирочка и даже разрумянилась. – Вот вы бы, к примеру, могли со мной подружиться? Или тоже считаете, что с девчонкой нельзя водит компанию? Почему?
У Васьки стало растерянное лицо, мы не узнавали его.
– Девчонки всегда подводят, раз! – чтобы выручить нашего растерявшегося атамана, крикнул Стаська Лунёв и стал загибать пальцы. – Им только куклы и тряпки, два! Их не берут никуда, три!
– Неправда! – зардевшись, заспорила Ирочка и, глядя на Ваську своими большими глазами, заговорила горячо. – Если хотите знать, то женщины и девушки бывают характером надёжней иного дразнилы-парня. Куда это их не берут? В лётчицы берут – читали, небось, про женщин в войну! В геологи берут! Ну куда их не берут, Вася?
Мы посмотрели на Ваську: неужто он какой-то девчонке не ответит? Васька, который за словом в карман не лез и не давал спуска верзилам с других дворов! Да чтоб он спасовал!
– А ну, скажи!
– А ну, скажи ей, Васька!
– Ну…
– Девчонки иные бывают, может, и ничего, – под нашими взглядами выпрямился Васька и посмотрел Ире прямо в глаза. – Только их никто и никогда не брал на пиратский корабль!
Мы аж подпрыгнули на скамье: ну и Васька! Ну и сказанул! Ну врезал этой задаваке! Это тебе не семечки, это всем ответам ответ!
– Ну, Васька, ты даёшь! – вскочили на скамейку Валерка Козлов и Стаська, а за ними и я. – Ну здорово! Да здравствуют пираты! Ура!
Все ребята тут заорали «ура», а Борька Журавлёв под шумок сдёрнул у Ирочки с головы её синий пышный бант и кинул его нам со Стаськой:
– Держи-лови! Перекидывай другому!
– Отдайте бант, дураки! – закричала Ира.
– Держи карман шире, это пиратский вымпел!
– Валерка, кидай мне!
Последнее, что я видел, когда Ирочка под наше улюлюканье уходила с площадки, это как смятый и перекидываемый, словно мя чик, синий бант, не долетев до кого-то, упал Ваське Мухину под ноги…
– Что-то Васька наш какой-то странный стал! – зевая, сказал Борька Журавлёв, когда вся наша компания лёжа загорала на сарае, стянув майки и положив их под головы.
– Может, влюбился? Он как идёт по двору, всё на Ирку смотрит, – глупо так сказал Вадик.
– Чего мелешь, пацан! Я тебе по шее дам и Ваське расскажу! – разозлился Стаська на эту глупость.
– А что, ребята, правда, он что-то не в себе… – блеял Вадик в оправдание. – Словно что-то скрывает! И мяч во дворе перестал гонять…
– Я знаю, – сказал вдруг Серёжка из 105-й квартиры, пацан тихий и наблюдательный. – У Васьки есть какая-то тайна: он свой чемоданчик в сарай дяди Бори притащил и там прячет. А дядя Боря до осени в саду за городом будет жить, он ключ от сарая Ваське оставил…
Мы разинули рты:
– А ты откуда знаешь?
– А я с шестого этажа всё вижу. Как Васька ходит в сарай, сидит там по часу. А чемоданчик, как занёс, так и не вынес…
С этого момента мы все превратились в разведчиков. Всем не терпелось узнать, что за тайна у Васьки в дяди Борином сарае. Мы даже играть стали поближе к этому сараю, чтобы вести наблюдение за Васькиными походами. Гадали, что он там делает.
– Он не зря про пиратский корабль сказал, – шептал нам фантазёр Серёга. – Он в поход там готовится и карту прячет!
– Не ври! Вот бы заглянуть в сарай!
– А по шее от Васьки не хочешь?
Однако ни одна тайна не бывает вечной. В один из дней, когда Васька открыл сарай дяди Бори, от дома его позвала мать: занести с ней полмешка картошки на этаж. Васька пулей вылетел на помощь, не заперев сарай, а просто накинув на петли дверей висячий замок…
– Войдём-глянем? – вопросительно сказал нам Стаська.
Борька-Журавль, я и Серёга переглянулись. Ваську мы, конечно, боялись, но тихо сняли замок с петель и зашли в сараюшку… Васькин чемоданчик без ручки – он его когда-то при нас на свалке подобрал – был спрятан в углу под мешковиной.
– Наверное, там подзорная труба и флаг, – шептал под руку Серёга.
– Не труба, а морской бинокль, – огрызался Стаська.
Борька-Журавль осмелился – и распахнул этот чемодан… Подзорной трубы там не было. Но среди Васькиных богатств – волейбольных кубков, значков, перочинных ножей, зажигалок и фонариков – лежала картонная коробка из-под конфет.
– Спорим, там карта! – подпрыгнул Серёжка.
– Не карта, а письмо матери, чтоб не ругала за побег!
– Нет, карта. И ленточка моряка…
Дрожащими руками мы открыли эту коробку из-под конфет, в которой Васька, видимо, хранил самое своё сокровище. Наверное, в ту минуту каждый из нас остолбенел, а рты наши открылись. Мы не верили глазам, увидев наконец, что Васька от всех прячет…
…В коробке – любовно разглаженный – лежал тот самый синий бант Ирочки, что мы сдёрнули с неё на площадке! Это и была главная тайна Васьки…
В классе «Г», где я учился, был у нас один мальчик – Алёша Скворушкин. Мальчик как мальчик, самый обыкновенный – сильно веснушчатый, с чернилами на пальцах и оттопыренными розовыми ушами, сквозь которые, казалось, просвечивало солнце. Такой тихоня был! А прославился он тем, что не умел писать одно слово.
Как сейчас помню, обнаружилось это в один из ясных прозрачных деньков, когда солнечные квадраты от окон лежали на учительском столе и на тетрадках, по которым учительница Вера Пантелеевна разбирала наши сочинения. Мы только кончили смеяться над тем, что Галкин написал про пастуха, будто тот пошёл, шатаясь от усталости, как новорождённый младенец, как Вера Пантелеевна взяла следующую тетрадь и попросила: