Он хотел еще что-то поведать избраннице сердца, но тут на смотровой башне взвыл рог, оповещая всех, обитающих в стенах цитадели, что пора гасить огни. Я послушно задул светильню и услышал знакомый собачий лай. Это один из моих помощников, графский псарь Матеас, выпустил во двор свору неаполитанских мастифов, верных господских сторожей.

А между тем, упоенный звуками собственного голоса, котабальеро продолжал обхаживать пушистую Беллучу.

– Вот скажите, для чего трубить посреди ночи? Весь настрой сбивают. Но оставим эти глупости, мой ангел. О, как горят ваши глаза! Это так волнует! Вы столь нежны и так льнете ко мне. О, если бы только Алиночка…

На мгновение под окном стало очень тихо, затем внезапно изменившийся кошачий голос натужно поинтересовался:

– Что это?

Мне не нужно было даже выглядывать во двор, чтобы ответить коту. Я прекрасно слышал дыхание одного из псов, совершающих обычный обход территории. Кажется, это был Рвака. Он всегда этак плотоядно облизывался перед тем, как запустить клыки в нарушителя графского спокойствия. Вот, примерно, как сейчас. Я это слышал, даже не выходя за порог. Беллуча испуганно пискнула.

– Что? Это собака? Таких собак не бывает!

Судя по дыханию, оскорбленный вопиющим непочтением мастиф сделал пару шагов вперед, давая получше себя разглядеть. Я поднялся с лежанки и замер у окна, чтобы полюбопытствовать, чем закончится странная встреча. Насчет пса я не ошибся, это действительно был серый Рвака, в темноте почти не отличимый от черного Кусаки. Сколько я его знал, на кого другого он бы бросился незамедлительно, как учили – без лая и лишних предупреждений. Но перед ним стоял огромный кот на задних лапах и вопил человеческим голосом:

– Это же собака Баскервилей! Уходи огородами, прелесть моя, я прикрою! Ну что, поиграем, моськино отродье?!

Кот распушил свой хвост, прикрывая Беллучу, и та стремглав бросилась на вершину молодого деревца, росшего подле моего флигеля.

– Что, съел?! Накося, выкуси! – кричал советник гуральской принцессы, странно размахивая передними лапами и неуклонно пятясь. В этот момент мне захотелось дать ему совет: не кричать на пса, и вообще, говорить как можно тише и, по возможности, ласково. Но было поздно: на звуки странного голоса неспешно, радуясь нежданному развлечению, начали собираться коллеги того, кого кошачий кавалер окрестил Баскервилем. Сначала подтянулся черный Кусака, за ним – Трепака и Валяка. Из дальнего угла послышался громовой лай Забияки, точно просившего без него не начинать.

– Шарик! Тузик! Бобик! Фу! – словно тайные слова заклинания, выкрикивал кот, понимая, что ситуация накаляется. – Брысь! В смысле – прочь! Изыди! Я, чтоб вы знали, неприкосновенное лицо от самых ушей до кончика хвоста, включая сапоги! – питомец ее высочества ожесточенно сучил лапами, но это производило на мастифов не большее впечатление, чем болтавшееся на огороде пугало. Мне стало заранее жалко чудо-кота, особенно когда сбоку из тьмы, щелкая челюстями, вынырнул Грызака, самый отчаянный из своры.

От неожиданности кот резво отпрянул в сторону и со всех ног помчался к дереву, на вершине которого, выпучив от ужаса глаза, сидела Беллуча. Сейчас он был совсем не так представителен, как при нашем первом знакомстве. Куда подевались сапоги и шлем? Впрочем, и то, и другое можно было счесть излишним на любовном свидании.

Как бы то ни было, избранный полковником маневр грозил обернуться катастрофой. Повинуясь своему собачьему обычаю, мастифы ринулись за убегающим. Он едва успел вскочить на ветку и, пожалуй, мог бы почитать себя спасенным, но деревце, как я уже сказал, было молодое, и ветка начала предательски изгибаться под огромной тушей. Он пытался было ухватить ветвь повыше, но тут уже начало нагибаться все дерево. Беллуча истошно заорала, предчувствуя фатальный конец свидания. Я поднял окно.

– А ну прочь, разлаялись тут! Вот я вас!

Услышав мой голос, ночные стражи заскулили от досады, но сдали назад.

– Матеас, забери псов!

– Слушаюсь, мэтр Рене! – закричал мой помощник.

Как уже было сказано прежде, меня зовут Рене, вдруг кто запамятовал – Рене Сан-Лу. И хотя Сан-Лу звучит по благородному, вроде графа де Сан-Поля, спешу разочаровать: старый граф утверждал, что так именовался монастырь, куда меня подбросили в день святого Рене.

Но вернемся к нашей истории. Матеас не замедлил отозвать негодующих псов, одновременно лишившихся и такой прекрасной забавы, и довольно сытной прибавки к ужину. А я вышел во двор, на ходу подвязывая штаны.

– Монсеньор кот желает и дальше восседать на ветке?

– А, – как-то странно глядя в пространство, выдавил кот, – я восседаю на ветке?

– Да, если вам будет угодно.

– А что я тут делаю?

– Восседаете.

– И давно это со мной?

– С тех пор, как вы, подобно настоящему Баярду, защищали вашу даму от громадных псов.

Кота заметно передернуло. Должно быть, временно отсутствовавшее сознание вернулось к нему, больно стукнув по макушке. В этот миг Беллуча спрыгнула мне на плечо и громко замурлыкала от счастья.

– Ах, ну да, это она. Я что ж, действительно ее спас?

– Это так же бесспорно, как и то, что мне уже лет десять как поручено возглавлять графскую охоту.

Кажется, похвала пришлась по душе хвостатому профессору, он повеселел и закивал.

– Ну да, конечно, я их заманил сюда, собрал воедино и только собрался атаковать всех, не давая развернуться… – он запнулся, видя невольную усмешку на моем лице. – Благо, в этих землях еще не слышали о моих полководческих дарованиях. Впрочем, друг мой, я благодарен тебе. Ты хоть и ощипал венок моей воинской славы, но верю, что действовал от чистого сердца.

Он спрыгнул наземь, поднялся на задние лапы и вдруг качнулся так, что едва устоял, схватившись за ствол.

– Мне, пожалуй, нужно успокоиться после такого жаркого боя. А скажи, господин ловчий, нет ли у тебя, случаем, валерьянки?

– Увы, нет. Однако могу спросить у фра Анжело, нашего капеллана. Он отменно сведущ в травяных отварах и настойках. Заодно и Беллучу отнесу хозяйке.

– Да-да, спросите. Я вас пока подожду в доме. Заберите у этого фра все до последней капли! Да поторопитесь.

Признаться, добрый капеллан немало был удивлен моей просьбой, но, будучи человеком в высшей степени добросердечным, выдал увесистую бутыль, заклиная, однако, не переусердствовать с целебным зельем. И я не обманул надежд духовника. В отличие от моего хвостатого собеседника. Тот, правда, ничего не обещал, однако повело его уже после двух больших глотков, и хорошенько повело.

– Все ж на мне держится, – заявил он. – Я хоть и кот, но одновременно тот самый кит, на котором стоят Альфа и Омега! Что б они делали без меня?

Признаться, я не знал никого с такими кличками, и мне было невдомек, зачем кому-то стоять на быстро пьянеющем коте.