думала по дороге сюда. Говорила, всхлипывала, досадовала, снова жаловалась на свою бесполезность, злилась на какую-то Ларису, грозила кулаком потолку. Немного помолчала, легла на спину и вновь затянула:

— Ну что я могу? Кофе варить? Так из-за нескольких чашек в день разве на работу возьмут? Да и стать у меня не та, чтоб клиентов привлекать, ха! Доска стиральная…А капуста отвратная, я тебе скажу! Испорченный продукт! Надо учить язык, грамоту. Мать твою, на седьмом десятке за парту… ОООО! Еще шить умею, Лариска всегда предлагала индпошивом заняться! Эх, бабуля, и что я тебя не слушала! Пироги печь умею, но где дрожжи, где духовка? У них тут только камины огроменные… Ну, не дурь ли — небо греть! Да печку сварганьте — и тепло, и польза! Нет, точно, что русскому хорошо, то немцу — смерть! Вчера пил с русскими — чуть не умер, сегодня опохмелялся с русскими— лучше бы я умер вчера! — после чего пьяно расхихикалась, закашлялась и шепотом поделилась с Вайсом:

— А вообще-то, парень, я боюсь, очень боюсь… И тебя, и отца твоего, и мира этого вашего. Чужая я, и мир чужой. Я никогда ни на кого не рассчитывала, все сама, ни на мужа, ни на другого мужика. А теперь вот к тебе прицепилась, не хочу, а куда деваться? Ладно, я немного освоюсь и отплачу тебе. как-нибудь. Я смогу! Не стоит прогибаться под изменчивый мир, однажды он прогнется под нас! Врешь, не возьмешь! В перестройку выжила, КОВИД пережила, и здесь справлюсь! Я Анка-пулеметчица! Получи, фашист, гранату от советского бойца— и она изобразила автомат — тратататата!

После чего закрыла глаза и отрубилась.

Хенрик слушал пьяную женщину и удивлялся, и жалел, и смеялся. Она была такой забавной! Этот последний звук, он что-то обозначал, угрожающее, как понял мужчина. И про смерть немцев ему понравилось. Она вроде его немцем называла. Шутка— он понял!

То, что ей страшно — не удивительно, а вот что она хочет работать — странно. Хенрик никогда не задумывался, чего может хотеть женщина, кроме нарядов, подарков, украшений. Ну, замуж, да. А вот работу? И ведь именно это сильно беспокоит Анну — невозможность работать! Не одиночество, не внешность, а самостоятельность! Она переживает, что ничего не умеет из того, что, по ее мнению, могло бы помочь ей устроиться в его мире. Это никак пока не укладывалось в голове Вайса.

Анна тихонько похрапывала, Хенрик улыбался. Все же забавная! Потом лег рядом с ней, не раздеваясь, обнял со спины и спокойно уснул.

***

Когда бывший лейтенант королевского сыска проснулся, Анна еще сладко посапывала, подложив руки под щеку. Мужчина встал, умылся и тихо выскользнул из номера. Обговорив с официантом поздний завтрак, отправился за покупками. Он не хотел, чтобы отец принял женщину за несерьезную даму, поэтому купил скромное закрытое платье зеленого цвета, нижнюю сорочку и панталончики, туфельки, пару серебрянных сережек (проколотые ушки он разглядел), кусок ароматного италийского мыла и вернулся в гостиницу. Там нашел ресторатора и уговорил продать немного кофэ и кувшин вчерашнего вина для отца. Потратив последние деньги, решил: пора будить женщину и отправляться в поместье.

Относительно трат Хенрик не переживал: по правилам службы, жалование ищеек хранилось в кассе заведения и выдавалось по запросу, в остальном они находились на полном обеспечении короны. За пять лет службы у него скопилась приличная сумма, которая должна была быть отправлена отцу вместе с приказом об его отставке. В этом Вайс не сомневался. Вряд ли командование решилось бы нарушить традицию. И дело не в обстоятельствах «ухода» лейтенанта. Просто герр Бенкендорф знал нрав старшего Вайса, а тот знал законы, поэтому мог поднять ненужный шум. Не стоили те талеры скандала.

— Анна, вставай, — прошептал мужчина и потряс Воронцову за плечо. — Нам пора, карета ждет.

Анна Николаевна с трудом открыла глаза. Голова болела и была тяжелой. С чего это ее так растащило? Она помнила, как пришла в номер, села и— все. Провал. Такое с ней бывало, к счастью, редко.

— Уже пора? Ладно. Прости, умоюсь и поедем. Чему быть-того не миновать-сообщила сама себе женщина и поднялась. Господи, она и спала одетая! Видок, небось, тот еще. Да и ладно! Не женихаться едет. А списать можно на неопытность.

Придя в себя от холодной воды и посетив кабинет задумчивости (ведро за перегородкой), Анна расчесалась, похлопала себя по щекам и сказала:

— Веди, Сусанин! Хоть к отцу, хоть в болото! Врагу не сдается наш гордый Варяг, пощады никтооо не желает! А, все равно не поймешь! Пойдем!

Хенрик чуть не расхохотался, но сдержался. Подбодрила!

***

Карета Шульца была маленькой, на одну лошадь, но пара разместилась. Ресторатор нагрузил их корзиной с гостинцами и пожелал легкой дороги. Хенрик не стал переодевать Анну в гостинице, чтобы не нарушать конспирацию.

До родного дома доехали примерно через пару часов. По мере приближения напряжение в карете нарастало. Вайс предвкушал встречу с отцом, Анна волновалась о том же, только с другой направленностью эмоций. Воронцова боялась до тошноты предстоящего знакомства. От этой встречи напрямую зависело ее будущее. Она даже из окошка кареты не выглядывала и не замечала тряски. Когда транспорт остановился и спутник покинул салон, Анна глубоко вздохнула, как перед прыжком, и тоже выбралась наружу.

— Оба-на! — вырвалось у нее. — Чтоб я так жил!

Карета стояла во дворе замка: квадратная площадка, выложенная каменными плитами, размером с баскетбольную, ограничивалась высокими каменными зданиями с трех сторон, в четвертой имелся проход — ворота с кованой железной решеткой, поднятой вверх. По углам квадрата-башни с конусообразными крышами, одна — выше остальных. Напротив ворот — трехэтажное мощное здание с узкими оконцами и двускатной черепичной крыше. По бокам — его двухэтажные близнецы. Двери главного здания распахнуты, и на лестнице наверху, заложив руки за спину и широко расставив ноги в высоких сапогах, стоит коренастый темноволосый мужчина в годах, прямой и крепкий, неуловимо похожий на ее спутника. Одетый поверх светлой рубашки и заправленных в сапоги узких брюк в темно-коричневый бархатный халат. Взгляд мужчины, пристальный и внимательный, направлен на нее. Не на сына.

«Момент настал, прими Гастал» — мелькнуло в голове попаданки. — Это пушистый северный лис, писец! Господи, помоги! Эх-ма, где наша не пропадала, даже если попадала!» — подбодрила себя Анна и поклонилась отцу Вайса.

— Приветствую вас, герр генерал! Спасибо, что приняли меня в своем доме! — эту фразу она выучила по дороге. После чего выпрямилась и открыто взглянула на старшего Вайса. Несколько мгновений они смотрели друг