легенды было бы надо. Придется открывать карты, признаваться и дать ей право на участие в поисках решения проблемы легализации в их мире.

Анна почувствовала неловкость от пристального внимания к себе. В принципе, она никогда особо не комплексовала ни по поводу внешности, ни по поводу производимого впечатления. Она вообще в плане социума не заморачивалась— люди вольны думать о ней, что угодно. Хамят— она отвечала быстро и хлестко, комплименты не воспринимала, пропуская мимо ушей. У Анны был круг близких, чье мнение было для нее важным, остальные — так, «мимопроходили». Отчасти это делало жизнь проще, но на работе иногда мешало: мужчины не прощали ей откровенного игнора. В молодости она была популярна в школе и институте, но сама контактировала со всеми ровно и одинаково. Могла долго терпеть неприятных людей, но ради дела или общего спокойствия. Аня считала себя прагматиком, отрицала излишнюю эмоциональность и уважала других за эмпатию. Но относительно своей холодности не расстраивалась, не придавая этому значения.

И вот здесь вдруг засмущалась.

— Обедать будем в моем кабинете — сказал Карл Вайс. — Сын, у тебя четверть часа на переодевание. Анна, прошу.

Женщина последовала за хозяином. Они вновь поднялись на галерею и вошли в комнату, раза в два больше выделенной ей. Здесь был неизменный камин, кресла и ковер на полу, три окна, кровать за ширмой и массивный стол (бумаги, чернильный прибор, перья в узком сосуде) с соответствующим ему креслом с высокой спинкой, шкаф с книгами почти до потолка во всю стену.

Генерал освободил стол, придвинул к нему два кресла и предложил Воронцовой присесть, а сам приоткрыл нижнюю дверцу книжного шкафа и достал оттуда стеклянный штоф и три таких же стакана, в два налил из сосуда жидкость, очень напоминающую виски. Поднял свой, и Анна сделала также.

— Думаю, ты выпьешь — произнес мужчина и пригубил напиток.

Да, это был виски-крепкий, пахучий и обжигающе-терпкий. Анна посмаковала, удивляясь такому жесту. Давно она не пила столь высокоградусный напиток, а здесь так и вовсе впервые.

Хозяин и гостья молча потягивали виски, когда в комнату вошел переодетый Хенрик с влажными волосами, а за ним слуги внесли подносы со снедью. Ванда накрыла стол тяжелой вишневой скатертью и расставила угощение: запеченная курица, тарелка с ветчиной и прочей мясной нарезкой, овощное рагу в горшочке, жареная рыба типа карпа, тарелка с хлебом, большой кувшин с каким-то питьем. Отдельно в глиняном стакане — ложки. Экономка разделал курицу, положила каждому на большие тарелки рагу и, поклонившись, вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Свечи в подсвечниках и канделябрах разжег мальчик-слуга, пока Ванда сервировала стол.

— Давайте выпьем и поедим, разговор — после.

Карл Вайс снова налил виски всем троим, они выпили и принялись за еду. Анна перестала стесняться и ела с удовольствием — еда пришлась ей по вкусу. Хотелось бы зелени, но тут, видимо, это не принято. Хорошо, что сладкую квашенку не подали. Мужчины тоже не чинились. Некоторое время в комнате раздавались характерные звуки: стук ложек по тарелкам, хруст костей птицы, звон бокалов и редкие вздохи удовлетворения.

Наконец, едоки насытились и откинулись на спинки кресел. Анна продолжала тянуть виски, чувствуя легкое опьянение. И тут раздался голос Хенрика:

— Анна, я должен извиниться перед тобой.

Воронцова не сразу осознала, что немтырь говорит на русском. Она неуверенно посмотрел на спутника и конкретно зависла. Ей показалось или Хенрик произнес фразу действительно на ее языке?

— Прости, не поняла, — пробормотала женщина. — Ты сейчас что сказал?

Хенрик Вайс откашлялся и повторил:

— Анна, я должен извиниться перед тобой. — Аня уставилась на парня. — Да, я тебя понимаю, по большей части. По долгу службы в качестве королевской ищейки я изучал все значимые языки Северного континента. Твой язык похож на речь восточных соседей, московитов. — Анна изображала жену Лота, застывшую соляным столпом. — Прости, я не хотел обидеть тебя или посмеяться. Просто не знал, как сказать тебе раньше. И в дороге. Лучше, что ты молчала, не задавала вопросов и не привлекала внимания к себе. Здесь ты в безопасности, отец в курсе. Пока ты не освоишь наше наречие, молчи вне дома и дальше, я буду переводить отцу все, что ты посчитаешь нужным ему сообщить о себе.

Анна не могла говорить. Она даже не знала, злиться ли сейчас, настолько неожиданным было откровение спасенного. Она протянула руку к штофу, налила виски и залпом выпила не менее трети стакана, прокашлялась и, глядя на смущенного молодого человека, промямлила:

— Так значит, все мои бредни ты понимал и молчал? А я, как последняя дура, душу тебе изливала! Стоп! — Воронцова вдруг осознала, что он мог слышать! — Подожди, так ты знаешь, кто я? — Хенрик кивнул. — Что я не отсюда от слова совсем? И ты все равно притащил меня в свой дом и — она махнула в сторону Карла— представил меня отцу? И он тоже теперь в курсе? Господи, помоги!

Анна Николаевна тяжело опустилась в кресло, чувствуя, как голова пошла кругом. Хозяин замка с интересом следил за разворачивающимся действом и не вмешивался в диалог, смутно догадываясь о его содержании. Наблюдал за гостьей и делал выводы.

— И что дальше? Вы меня на опыты пустите или еще чего выдумаете? Попам отдадите? В моей истории была инквизиция, которая жгла почем зря любых уклонистов и рыжих как ведьм и исчадий ада. Ну, ты и жук, дорогой товарищ! — Анна стукнула кулаком по столу. — Вот это здорово, Воронцова! Ты опять попала!

Она почувствовала себя такой дурой и жалкой, что закусила губу и отвернулась, чтобы успокоиться и не пустить слезу. Виски сделал свое дело: Анна расклеилась. Обидно до ужаса и так же страшно.

Карл первым заметил перемены настроения женщины и шикнул на сына:

— Что ты ей сказал? Смотри, она готова расплакаться! Дурень ты, Хенрик! Переводи!

Карл обошел стол, присел перед Анной на корточки и вытер женщине слезы, против воли выкатившиеся из глаз. Взял ее за руки и глядя в глаза, начал говорить:

— Анна, не сердись на этого идиота! Он никогда не был хорош в подборе выражений. Не знаю, что он сказал и что ты подумала, но я обещаю— твоя тайна не выйдет за пределы этой комнаты. — Анна внимательно слушала перевод Хенрика и смотрела на сидящего перед ней старшего Вайса. Почему-то мужчина ей импонировал.

— Анна, дело в том, что в нашей истории ты— не первая пришелица. Он — Карл кивнул на сына— как раз работал в службе, задачей которой является