– Ну что ж, время позднее, обойдёмся без церемоний. Клавдия, – протянула королева руку в длинной, выше локтя, чёрной блестящей перчатке, явно снятой с куклы.

– Янка.

Янка с чувством пожала королевскую руку и тут же покраснела. Руки коронованных особ полагалась целовать, она это знала, но вспомнила уже поздно. А пожатую руку целовать глупо. Клавдия поморщилась, но от замечания воздержалась. Плавным жестом она указала на скамью, стоявшую слева от трона, покрытую шитым золотыми нитками ковриком. Янка села, нервно сжав коленями ладони. Коврик кололся.

* * *

Королева поднялась. Не встала с трона, и уж тем более не вскочила, а именно поднялась. Она прошлась туда-сюда, сцепив руки за спиной. Левая рука сжимала запястье правой, правая – веер.

– Нам известно, что ты прибыла из другого мира, – внезапно остановилась она перед Янкой.

Янка обернулась, потом сообразила: королева говорила во множественном числе о себе.

– Правда ли, что у вас нет таких, как мы? – королева вздёрнула подбородок.

– Э-э-э, практически нет, но немного есть, – уклончиво ответила Янка, которая не совсем её поняла.

– Что значат твои слова? – нахмурилась королева.

– Ну, королевы у нас есть, – осторожно сказала Янка.

Брови Клавдии поднялись:

– Много?

Янка попыталась вспомнить, сколько на Земле монархий.

– Да пол-Европы, – округлила она.

Глаза королевы начали выдвигаться из орбит как два телескопа.

– Но фей нет, совсем нет, – поспешила успокоить её Янка.

– Гм. Хм. – Королева нервно поправила складки на юбке. – И как же вы обходитесь без фей?

Янке в очередной раз пришлось рассказать о мире, в котором люди всё делают сами.

– Ну, вот так примерно всё и происходит, – закончила она.

Королева некоторое время помолчала, постукивая себя веером по подбородку. Марк смотрел на неё, закусив губы. Наконец, королева перевела взгляд с потолка на Янку.

– Не приходилось ли тебе, э-э-э, девочка, замечать, там, э-э-э, у себя, что-то вдруг промелькнувшее? Не прямо перед собой, а так, знаешь ли, краем глаза? – королева показала веером в угол залы. – Не казалось ли тебе когда-нибудь, что конфет в вазочке вдруг стало меньше, чем ты ожидала?

Янка хотела сказать, что конфет в вазочке всегда меньше, чем она ожидает, а краем глаза она замечала мелькнувшее не далее как позавчера: мелькал летевший ей в голову пенал, в школе, но королева спрашивала явно не об этом.

– Нет, – помотала головой Янка.

Много говорить в присутствии монаршей особы она не решалась. Ещё ляпнет что-нибудь.

– Гм. Значит, там у вас действительно мир без фей… Гм… Что ж…

Королева надолго замолчала.

– Скажи, девочка, тебя ведь можно называть девочкой, не так ли, а хотела бы ты, чтобы в твоём мире появились такие как мы?

* * *

В бар «Под каблуком» Янка вернулась где-то в половине одиннадцатого. Внутри было не пропихнуться. Хорошо ещё, феи не курили. Она встала на пороге и сморщилась от шума. Ну и где все? А, вот, Степан встал и машет ей рукой.

Янка протолкалась к столику за колонной, из-за которой она их и не заметила. Колонна была сделана из пустого баллончика от дезодоранта для обуви.

– Ты куда делась? – проорал Степан ей в ухо. – Мы тебя потеряли.

– У королевы была! – крикнула она в ответ.

– А?

– У королевы!

– А?

– У…

Янка поняла, что не докричится, показала пальцем на рот, на ухо, скрестила ладони: ничего не слышно. Фёдор молча подёргал её за руку и показал на лавку, приглашая садиться.

Янка осмотрела стол. Часть посуды явно самодельная. Например, если отрезать кусочек толстой трубочки для коктейля и запаять дно, получится стакан для коктейля. Крышки от пивных бутылок – готовые миски, если выпрямить. Другая часть посуды явно из кукольного набора, у неё был такой в детстве. И тогда ей очень нравился. Теперь, когда она уменьшилась, эти фарфоровые чашки и тарелки казались ей толстыми и грубыми.

Ладно хоть пищу феи ели человеческую. В прямом смысле. У больших потихоньку изымали, те не замечали, или воспринимали как должное. Это так и называлось: доля фей. Машка подвинула Янке кукольную тарелку с двумя остывшими макаронинами, и разноцветный напиток в стеклянном кривоватом игрушечном стаканчике. Янка поискала глазами приборы, не нашла, вздохнула, вытерла для гигиены руки о джинсы, взяла двумя руками макаронину и вгрызлась в край. По её щекам потекло остывшее масло.

* * *

На сцене, невидимой за колонной, три фея с растрёпанными волосами и расстёгнутыми до пупа рубашками орали:

– Это чего? – спросила, когда певцы стихли, Янка, вытирая лицо и руки салфеткой, сделанной из одного слоя большой человеческой бумажной салфетки.

– Поют. По очереди. После работы развлекаются, – объяснил Фёдор, ковырявший в зубах щепкой-зубочисткой.

– Я поняла, что это не солисты Большого театра. А что они там про фею такое, что это ещё за хватай, почему резать её надо?

– Гномы сочинили. – Машка пальцем собирала со стенок своего стакана пену от милкшейка. – Так, подразнить. А у нас всем понравилась. Теперь поют. Там вначале про зубную фею, между прочим.

– Гномы? – Янка подавилась куском второй макаронины.

– Ну да.

Машка заглядывала в стакан, выискивая остатки пены.

– У вас ещё и гномы есть?

– Почему у нас? Они просто есть.

Машкин язык не доставал до дна. Она со вздохом поставила стакан на подставку. Вырезанную из бумаги для рисования.

– Поезда видела? Гномья подземная железная дорога. Вот, как-то паровоз у них сломался, и они тут до утра сидели. Не в этом баре, а в «Теле-клубе», который под телевизором. Я точно знаю, потому что прабабка моя с ними всю ночь сидела, домой до двенадцати не успела. Утром хозяин бара приходит – песня готова, гномы тоже готовы, пьяные валяются, прабабка кругами ходит, песню поёт, на вопросы не реагирует. Ну, а потом все её выучили.