были все. Не только дети приветствовали его камнями. Так даже лучше, своими криками крестьяне заглушали шум осыпающихся камней и треск ломающихся ветвей. Товарищи навклера не могли следовать за ним бесшумно.

Занятые жестоким развлечением данаи не замечали трех других чужаков.

Уже после полудня Виал добрался до высокого дерева, под тенью которого расположились трое данаев. Удивительно, как в округе уцелело это дерево. Среди мелких кустарников, колючих трав оно выделялось высотой и густой кроной. Находилось чуть в стороне от тропы, что тоже к лучшему. И до стены Тритогении не так далеко, а значит, тела удастся дотащить до рвов.

Не только гирцийская кровь напоит эту землю.

Такой удачей нельзя не воспользоваться. Хоть Виал и чувствовал себя не в лучшей форме, но этим тоже можно воспользоваться. Рядом шуршали кусты, из-за соседнего камня выглянул Эгрегий. Виал три раза поднял свой посох, что должно было быть сигналом.

По заросшей тропинке навклер направился к дереву. Словно и не заметил, что там находятся местные. Виал тяжело опирался на посох, подволакивал ногу. На левую руку он намотал обрывки окровавленной ткани. Обрубки давно зажили, но ткань он использовал для иных целей.

Седая от пыли борода, спутанные волосы, жалкая тряпка, прикрывающая срам. Мышцы обнажились, с них слез лишний жир. Виал походил на немощного старика, больного бродягу. Такому нигде не рады, такого не воспримут как угрозу.

Выйдя на открытое место, под тень дерева, Виал остановился и громко вздохнул. Словно удивился, увидев трех незнакомцев.

Те лежали на своих котомках, отдыхали и дремали, но шум подползающего бродяги заставил их подняться. Данаи были молоды, по скатанным котомкам можно было сделать вывод, что они направляются в Тритогению на поиски работы. Похоже, что подросшие сыновья, которых отправили на заработки. Их нескоро хватятся.

Виал вновь вздохнул, забормотал что-то похожее на извинения и повернулся, собираясь уйти. Юноши заулыбались, но в их улыбках не было приветливости. Пусть по заветам Эгиоха положено привечать чужестранцев, путешественников, приглашать их к огню и угощать, но редкий данай следовал наставлению верховного бога.

Юноши были молоды, сильны, с крепкими руками и сильными ногами. Носили они традиционные туники, заколотые бронзовыми пряжками на одном плече. Другое плечо оставалось открытым. В тяжелых сандалиях они могли идти долго, не сбивая ноги.

Поколотить какого-то бродягу для них не составит труда. Один из них схватил чужака, повернул его к себе и прокричал в лицо, что таким уродам не место на их земле.

Виал округлил глаза, замычал, словно в испуге. Его отпустили, ударили под ногу, заставив повалиться на землю. Трое окружили упавшего, собирались наброситься на него. Виал выставил перед собой посох, что вызвало только смех у данаев.

Раздался глухой стук, треск, словно лопнул сосуд. Один из данаев упал, из разбитой головы брызгала кровь. Двое других удивленно уставились на упавшего, того словно гнев Эгиоха поразил.

Парни не успели поразмыслить о промысле бога. Второй камень попал не так удачно – в плечо даная. От этого удара рука юноши отнялась, он застонал, обхватил плечо другой рукой и оглянулся. Успел увидеть фурию, что метнулась на него из кустов.

Схватив юношу за голову, Хенельга вонзила нож ему в обнаженное плечо, лезвие прошло между костей, добралось до сердца. Так и крови будет меньше, туника не испортится, парень помрет быстрее. Мучить бедолаг никто не собирался.

Уцелевший собрался было бежать, но лежавший до поры Виал, ударил концом посоха ему в пах, а затем обвил своими ногами согнувшегося противника. Данай упал, рассек бровь о камень, попытался подняться. Виал навалился на него всем весом, заломил руки.

Подоспевшие товарищи помогли расправиться с уцелевшим. Удалось сделать это без лишней крови.

– Как-то легко! – удивился Эгрегий.

Он тяжело дышал, не от напряжения, а от волнения.

– Еще с телами надо разобраться!

Виал попытался встать, но ноги побаливали. Хенельга помогла ему подняться. Их товарищи уже сдергивали туники с убитых. В складках ткани нашлись холщовые мешочки с медными монетами. Зеленые кругляшки были мелкими, разбитыми. Рисунки едва читались.

– Местные, это хорошо, – сказал Виал, рассмотрев добычу.

– Но мало, что нам с этим делать?

– Хватит на одну ночь, а дальше разберемся.

Мустиф уже копался в котомках убитых, Хенельга и Эгрегий оттаскивали тела за дерево. Если кто вдруг и выйдет сюда, то убитых заметит не сразу. Виал заметал следы борьбы. Крови пролилось не так много, но она все же была.

В котомках лежала еда, запасная одежа и личные вещи. Еду тут же разделили и наскоро поели. Скоротечный бой выжал последние силы, а ведь от трупов еще избавляться. Во флягах плескалось кислое вино, смешанное с медом. Отлично, уже пять дней путешественники не едали ничего подобного.

– Сложите амулеты в один кошелек, туда же лампадки и блюдца, – распорядился Виал.

– Их же продать можно, – возразил Эгрегий.

– Можно, но вернее всего они станут гвоздями.

– Какими еще гвоздями?

– Теми, которыми нас к кресту привесят. Будем развлекать прохожих!

Они совершили убийство граждан, об этом нельзя забывать.

Личных вещей у убитых было немного. Повальной грамотностью крестьяне не отличались, так что писем не было. Простые амулеты из глины, мешочки с землей или золой из родного дома, да простенькая керамика. Все это поместилось в одном кошеле.

Виал положил мешочек перед собой и несколько раз ударил по нему камнем. Никаких свидетельств.

Он вызвался сторожить трофеи, Хенельга осталась с ним, словно дочь, сопровождающая немощного отца.

– Нам надо будет привести себя в порядок, прежде чем переодеваться, – сказала она.

Виал кивнул. Ближайший источник остался на том перекрестке, с которого они ушли сюда утром.

Мустиф и Эгрегий провозились до вечера, расправляясь с телами. Вернулись уставшие, просто кивнули спутникам. Виал не сомневался, что парни сделали все как надо. Напоминание о кресте для разбойников заставило их потрудиться.

Теперь тела убитых лежат в одной из ям, вырытых во время осады. Скрыты от посторонних глаз слоем земли и камней. Лишь голодные псы смогут добраться до убитых, когда почуют запах разлагающейся плоти. Но к тому времени чужестранцы