мальчика, у которого умирал от голода друг. А школьникам выдали приглашение на елку – старались хоть как-то смягчить ужасы голода и холода. И все равно устроить детям елку с Дедом Морозом, представлением, каким-то угощением, скудным, но угощением…

Друг уже не мог ходить, он слег от голода. Он свое приглашение отдал мальчику, чтобы тот принес с праздника что-нибудь съестное. Там обязательно что-нибудь дадут вкусное, это же праздник. Говорят, ребятам из соседней школы давали котлету! Настоящую маленькую котлету давали!

И этот маленький школьник побрел по ледяным нечищеным улицам на елку с баночкой. Тогда многие ходили с баночками туда, где можно было получить хоть немного еды. Баночка – это любовь, дружба, долг. В баночке несли домой несколько ложек жидкого супа, каши, чтобы поделить. Профессор Яров пишет в своей уже современной книге: пока могли делиться, была надежда. Еще мог выжить тот, кто мог делиться. Такой вот парадокс…

Ну вот, мальчик пришел на елку. Голодные истощенные дети пытались радоваться, но на самом деле все ждали угощения. Еду. И после представления дали подарки: два печенья, кусочек хлеба, пару ложек каши и котлету. Но только одну. По второму приглашению, по приглашению друга, котлету не дали. Сказали: не положено. Дают тем, кто пришел.

И этот голодный слабый мальчик свою котлету есть не стал, положил в баночку и другу отнес. Кто знает, каких трудов ему стоило отдать свое угощение, отдать скудную еду, сложить в баночку и нести по темной ледяной улице… Он колебался, он преодолевал себя, все вокруг ели угощение, – но он боялся, что друг подумает: он съел его порцию. Его подарок. Понимаете?

И он свое жалкое и спасительное угощение не съел, отнес, шатаясь от голода, во тьме и холоде блокады. Чтобы друг не подумал. Отдал свое.

Это самый страшный и самый великий детский рассказ про блокаду. И про Новый год в смертное время – его так и называли: «смертное время». И друг мальчика умер от голода, как тысячи других людей… А память осталась. Она навсегда останется. Память о баночках, в которых несли «угощение» другим, умирая от голода. Такие были тогда новогодние подарки…

И надо помнить об этом, каждый Новый год вспоминать, когда мы готовим угощение и покупаем подарки близким. Я всю жизнь эту историю помню, всегда. И рассказываю вам для того, чтобы мы про баночку не забывали. И не забывали дать что-то тем, у кого нет. Потому что мы люди. И это – дар в память о тех, кто вот так встречал Новый год когда-то. И благодаря кому мы живем, радуемся, наряжаем елку, накрываем на стол…

Главное, не забывать про баночку. И класть туда столько, сколько можем для других…

Почти даром

Давным-давно в другой жаркой стране мы зашли в маленький магазинчик.

Там разные безделушки продавались и немножко ювелирных изделий. Плохого качества, честно говоря. И сам магазинчик был размером с телефонную будку, в которой жил Чебурашка.

Ну вот, а среди всякого барахла на витрине лежат золотые часы. Карманные золотые часы, потертые, старинные. Цифра есть, насколько помню: «1912». Этим часам сто лет! И название есть: «Лонжин».

И рядом ярлычок с ценой. Если перевести в доллары или рубли, совсем немного за старинный золотой хронометр. Очень немного. Почти даром.

Но брат не стал покупать часы. Во-первых, денег с собой было мало. Можно, конечно, домой позвонить, занять у друзей… Потому что совсем дешево.

И во-вторых, вот по этой причине – совсем дешево. Ненормально дешево. Не могут старинные золотые часы столько стоить.

Ну, и еще потому, что вдруг нельзя покупать антиквариат и вывозить из страны. Наверное, документы нужны. Еще схватят с этими часами. И вернешься домой лет через десять, без часов, но с массой впечатлений…

Продавец заметил, что мы рассматриваем часы, и предложил еще скидку. А потом грустно сказал, что эти часы не покупают. Хотя это хорошие часы, принадлежат одному знакомому, а до этого – его дедушке и прадедушке. Продавец уже снизил цену в два раза! И все равно часы не берут. Давайте я еще в два раза цену снижу. Эти часы приносят несчастье. Несчастливые часы для магазина. Люди только на них смотрят, а потом пугаются и уходят. Или подозревать начинают.

Мы тоже испугались скидки и ушли. С часами точно что-то не так. Не могут золотые старинные часы столько стоить, да еще скидку в два раза предлагают. Нет уж. С часами что-то не так!

Вот так остаются с одиночестве прекрасные люди, которые не знают себе цену. Они не в том окружении проводят жизнь. Они не пытаются выйти из магазинчика с барахлом. Они смирно ждут, что их увидят, оценят, пригласят на хорошую работу или на свидание; надо ждать! Они же золотые. Непременно заметят!

Заметят, но не купят. Не позовут и не пригласят. Это какой-то подвох; не может такой хороший специалист так дешево стоить. А настоящая красавица так скромно и забито себя вести. Это фальшивые или ворованные часы. Часы с подвохом!

Да и в захолустный магазинчик заходят люди без достаточных средств. Они не рассчитывали здесь увидеть антиквариат. Он здесь неуместен и странен. И стоит, опять же, слишком дешево!

Я до сих пор жалею, что мы эти часы не купили. Я потом узнала, что эта часовая фирма очень дорогая. Да еще золотые! Да еще старинные!

Но все самое лучшее на фоне барахла и за низкую цену тоже кажется барахлом. Опасным барахлом с подвохом. И люди идут дальше. А прекрасный человек остается одиноким и невостребованным. Потому что дешево себя ценит.

Морозной ночью из дома во двор вышел мужик.

Николай его звали, вернее, звали Килькой, а по паспорту – Николай Иванович. Он выполз подышать, плохо себя чувствовал. Это все виноваты дешевые паленые напитки, ясное дело. Воры из богатого дома пьют другие напитки. И объедаются икрой и разными авокадо.

Килька смотрел на богатый дом – его неподалеку построили воры. А кто же еще? Откуда у нормальных людей деньги, чтобы дом строить? С черепичной крышей, в два этажа, кирпичный дом, можно сказать, дворец. И флюгер на крыше в виде петуха. Оскорбление и намек. А теперь еще и гирляндами разноцветными украсили свое роскошное логово, вон как лампочки в темноте сверкают… И не жалко им платить за электричество.

И Килька с ненавистью пожелал воровскому дому сгореть дотла вместе с ворами и ихним толстым воренком. Так озлился от мук похмелья, от своих неудач,