иначе. Имя это годится уже сейчас и будет годиться всегда. Ты вечно будешь молодой, как девушка, и ты уже сейчас хотун — маленькая хозяйка всего, на чем останавливается твой взгляд. А то ли еще будет лет через десять! Будь, Нюргуна, богатой и счастливой, и доброй, как сейчас. Да, только так — Кыыс-Хотун… — Морджо в возбуждении потер руки.

Пробравшись украдкой в усадьбу, девочки увидели, как из амбара стремглав выскочил Беке. Подруги расхохотались. До чего чудной парень. Увидел возвращающегося с охоты Василия Макаровича и помчался к нему навстречу — докапываться до истины.

Василий Макарович пропадает на охоте чуть ли не каждый день. Человек он городской и никогда этим делом не занимался, но в Кыталыктахе пристрастился. Чаще всего он возвращается ни с чем, а иногда приносит какую-либо птицу и спрашивает, как она называется. Этим он ошарашивает всех. Что за странный якут? Не знает, во что стреляет. Но он упорно охотится — может, потому, что не любит оставаться дома. Короткую куртку подпоясывает ремнем, на ремне патроны. Ходит спокойно, с улыбкой, кого ни встретит — заговаривает первым. Сразу видно — добрая душа учитель. У самого последнего бедняка нет — нет да и шевельнется желание попросить его, чтобы научил сына-подростка разбирать мудреные буквы. Боятся госпожи: стоит Василию написать за кого-либо письмо или прошение, как его расчетливая жена требует отработки — косить луг или возить дрова. А сколько за учение она заломит? Э, нечего и заикаться о такой бредовой мечте.

— Царь людей расстрелял, — донеслись до Нюргуны слова Беке. — Приказал — и все тут! Много-много людей!

— Где же? — не повышая голоса, спросил учитель.

— Да там… Где-то там… где царь! — запутался Беке.

— Гм… Русские сказки часто начинаются так: «В некотором царстве, в некотором государстве». Так и у тебя. Такие вещи надо точно знать, а если не знаешь — не пересказывай.

Нюргуна ничего не поняла. Вечно этот Беке мудрит, говорит не зная что. Она остановилась поодаль, прислушиваясь к разговору.

— Слухи часто бывают преувеличенными, — продолжал Василий Макарович. — Мало услышать новость.

Надо знать не только, что произошло, но и почему. Только после этого можно правильно судить о событии. Нельзя, как ты: «В некотором царстве, в некотором государстве…» В жизни сказок, Петя, не бывает.

— Да я своими ушами от Ивана — сударского у Мики слышал. Уж он-то не будет врать. Умный, образованный человек, оттого и к нам попал. Вот вернется от друга своего — сами расспросите.

— А где его друг?

— Забыл где, в соседнем улусе. Их вместе сослали. Только Иван Иванович каким был, таким остался, а тот разбогател. У нашего Ивана не появляется.

— Вот видишь, ссыльные тоже разными бывают. Об одном и том же тот скажет одно, этот — другое. Кому верить? Допустим, Иван Иванович скажет — народ восстал. А может, ему просто этого хочется, потому и скажет. Я этих людей знаю, встречался в городе с ними. Много они говорят, но, кажется, делают мало. Высокие путаные фразы, пустословие… Надоело мне с ними. Обещают райскую жизнь… Все это сказки, Петя. Не верь им. В жизни надо пробиваться самому, не надеяться на случай.

— А Иван Иванович…

— Ссыльных поменьше слушай. Не все, что они толкуют, для нас подходит. Твой Иван Иванович подбивает бедняков отбирать земли у тех, кто побогаче. Может, там у них, в России, и вправду земля несправедливо разделена, а у нас, якутов, земли на всех хватает. Так ведь?…

Зачем отбирать у тех, кто на ней уже трудится? Зачем затевать братоубийственную ссору? Зачем натравливать людей друг на друга?… Выбрось все это из головы. Тебе учиться надо. Теперь такое время, что неграмотному дороги нет. Дьячок учил тебя?

— Хотел, да не получилось: умер, бедняга. Какая там учеба — дорога у меня батрацкая, как у отца. Хочу уйти на прииски, счастья попытать.

— Вот как?!

Василий Макарович уже несколько раз оглядывался на Нюргуну, стоявшую под березкой, недоумевая: чего ей надо? Окончательно убедившись, что она прислушивается к разговору, он весело обратился к Нюргуне:

— Эй, красавица, что сторожишь под своим белоствольным древом?

Нюргуна покраснела, но быстро оправилась от смущения.

— Слушаю, как некоторые хвастают. На прииски собираются… — насмешливо улыбнулась она.

Ее бесконечно раздражал задиристый тон Беке, потуги говорить с учителем на равных. Ну что за чепуху мелет он о царе, о ссыльных, о непонятном и непостижимом? Неужели с Василием Макаровичем больше поговорить не о чем? Лучше расспрашивал бы, а не спорил. Учитель так много знает — и о дальних странах, и даже о звездах… Жаль, что сама Нюргуна не может подойти к нему так же запросто, как этот парень.

— Ты что насмехаешься? — накинулся Беке на Нюргуну. — Думаешь, если племянница хозяйки, так тебе все позволено? Смотри, косы откручу!

— Э-эй, Петя, некрасиво так нападать на девочку! — засмеялся Василий Макарович. — А ты, Нюргуна, не смейся над Петей. Он парень понятливый, пытливый. Побольше знать, надо, приятель! Тогда и меня перестанешь терзать вопросами. Ты бы, Нюргуна, попросила тетку в школу его пристроить.

— Как же, пристроит, — хмуро пробурчал Беке. — Жди! Лишней минуты поспать не дает, а вы — об учебе… «Работай, работай», — единственное, что слышу. Еще дьячку говорила: «Зачем батрацкому сыну учиться? Для его дела грамота не нужна». А чем я хуже этого выродка, сынка князя Федора? Дьячка до слез доводил тупоумием. Василий Макарович, помогите мне, — расхрабрился он. — Вы мне только буквы покажите и книжку какую-нибудь дайте… а дальше я сам…

— Да-да, он сам! — захихикала Нюргуна. — Он у нас умница! Все поймет, а чего не поймет — догадается!

— Да замолчишь ли ты? — взвился Беке. — Знаешь только спать до полудня да еще издеваешься!

Нюргуна обиженно выпрямилась.

— Это ты, может быть, валяешься до полудня! А я на заре готовлю завтрак!

Она сердито взглянула на Василия Макаровича: мог бы и заступиться. Василий удивленно вскинул брови. Он словно впервые увидел племянницу жены. Она накрывает на стол и тут же исчезает — Хоборос не любит, когда во время еды кто-либо маячит перед глазами. Так же расторопно посуду убирает. За это время, как Василий живет в Кыталыктахе, выросла, похорошела. А чем жила, о чем мечтала, чем занималась — об этом Василий никогда не задумывался.

Оказывается, для Хоборос племянница мало чем отличается от обычной батрачки, той же Аныс. Или она принуждает Нюргуну работать из жадности? Сама и то косила до седьмого пота, что ж жалеть воспитанницу? Не сладка, наверно, жизнь этой девочки.

— Ладно, Петя,