— Месье Дорофеефф, же сви трезере де ву вуар! — пропел он глубоким баритоном и прихватил меня, словно клешнями, за руку.

— Господин де Барбаро, — затараторил, сладко улыбаясь, Кузякин, — выражает радость видеть вас, дорогой Глеб Аверьянович, и надеется…

Слова о надеждах аристократа вертлявый переводчик добавил уже от себя и слушать их я не стал. Не нуждался в переводе и сам де Барбаро, отодвинув движением руки Кузякина, он повел меня в угол небольшого зала, где нас уже поджидал уставленный бутылками стол. Рядом в белом пиджаке и перчатках переминался с ноги на ногу официант, не замедливший налить мне в стакан добрую порцию хорошего виски. Сделано это было очень своевременно. Театральная постановка не отличалась легкостью и беззаботным весельем, в связи с чем мой организм требовал немедленной релаксации, но и надсаживаться по части алкоголя с моей стороны было бы неосмотрительно. Обходительные манеры сладкоголосого виконта подтверждали мою догадку: речь этим вечером пойдет о деньгах, а они требуют к себе трезвого отношения. Гнусный переводчик вертелся тут же, лопоча что-то по очереди на двух языках, однако к моей радости быстро выяснилось, что в услугах его нет никакой надобности.

— Мон ами месье Дорофеефф, — произнес де Барбаро, держа в руке рюмку с аперитивом, но к нему не прикасаясь, и тут же перешел на довольно сносный русский, — вы не представляете себе, как я счастлив вас видеть!

На гладком, упитанном лице француза действительно появилось нечто напомнившее мне маску удовольствия, но только не в его устремленных на меня оценивающих глазах. Впрочем, чем вызван этот неожиданный прилив счастья виконт пояснять не стал, а о пьесе и моем впечатлении, вопреки ожиданиям, даже не заикнулся. Поправил легким движением и без того пышные, тщательно расчесанные бакенбарды и заговорил о капризах погоды и о том, как искренне он любит Россию и все русское. Не прерывая этой благостной до полной бессмысленности беседы, мы и переместились за обеденный стол, где остались с ним с глазу на глаз. Если не считать суетившихся вокруг официантов. А их принимать во внимание приходилось, поскольку, как известно, в присутствии обслуживающего персонала серьезные разговоры не ведутся. Следуя этой мудрой традиции, мы исчерпали тему исторической близости наших стран и плавно перешли к обсуждению национальной кухни Франции, а от нее уже рукой было подать до привычек и обычаев всех без исключения народов мира. Эти упражнения в пустословии сильно напоминали старт трековых гонок, когда спортсмены, балансируя на велосипедах, выясняют у кого крепче нервы. Искусство выжидать всегда считалось одним из самых сложных и оба мы были в нем далеко не новички, но однажды я все же перехватил на себе нетерпеливый взгляд моего визави. В ту долю секунды, когда глаза наши встретились, мне страшно захотелось ему подмигнуть, но я ограничился сдержанной улыбкой.

К сути дела де Барбаро перешел лишь за десертом. Отослав официантов, он собственноручно разлил по пузатым рюмкам коньяк и придвинулся ближе к столу. Я же, как если бы пытался сохранить разделявшую нас дистанцию, откинулся на спинку стула и позволил себе ослабить узел модного галстука.

— Дорогой Глеб Аверьянович, — произнес виконт на чистейшем русском языке, постепенно улучшавшемся по мере увеличения количества выпитого, — право не знаю с чего и начать! Вы не новичок в бизнесе и поймете меня правильно, если я скажу, что, готовясь к этой встрече, мы познакомились с состоянием дел в вашей компании…

Значит, все — таки, бизнес, отметил я с удовлетворением, чувствуя себя отчасти провидцем. Говоря «мы», он наверняка имел в виду моих партнеров по сделке, так что сейчас я услышу, как эти проходимцы собираются надуть собственное правительство. К такому продолжению беседы я был более, чем готов. Продавая в Брест-Литовске родину, дедушка Ленин учил нас искусству компромисса и, как наследник великих традиций, я не мог позволить французу обманывать только свое государство. Если же виконт независим и имеет место элементарное совпадение по времени, то аристократ наверняка будет склонять меня помочь ему выйти со своими безделушками на наш безразмерный рынок. Этот вариант меня так же устраивал и сулил барыши. В конце концов археологи тоже люди и ничто человеческое им не чуждо, решил я и приготовился слушать.

Де Барбаро продолжал:

— Надо отдать вам должное, вы прочно стоите на ногах, но дополнительные финансовые вливания вам отнюдь не помешали бы…

— А вы знаете случай, когда деньги пошли бизнесу во вред? — усмехнулся я, ставя демагога на место.

Однако эта реплика отскочила от него, как теннисный мячик от стенки. По сути же француз был совершенно прав. Деньги делают деньги, этот всемирный закон тяготения капитала еще никто не отменял, тем более, что момент для инвестирования выдался удачный. Будь у меня на руках хорошие бабки, я мог бы значительно раздвинуть рамки поля, на котором играла в борьбе с конкурентами созданная мною команда. Мысль просквозила молнией, в то время, как выражение моего лица, если о чем-то и свидетельствовало, то лишь о полнейшем равнодушии. По написанному на нем спокойствию — я многократно это проверял — оно уступало разве что египетскому сфинксу, да и то вряд ли. Могу сказать без ложной скромности, что в ведении переговоров я большой дока. Главное здесь не дать слабину и не показать партнеру, что в тебе есть хоть что-то человеческое. Полезно также с самого начала заставить его оправдываться, пусть по мелочам, что подсознательно подтачивает уверенность в собственных силах. Не давая де Барбаро открыть рта, я сразу же перешел в наступление. Спросил, поигрывая серебряным ножом для фруктов и не скрывая язвительной улыбки:

— Можно ли понять ваши слова в том смысле, что вы предлагаете мне долгосрочный кредит под нулевые проценты?..

Бред сивой кобылы в знойный полдень показался бы куда более разумным, чем это мое предположение. Фактически оно означало, что старина де Барбаро приехал в Москву, чтобы быть ограбленным, но, к моему удивлению, это ни в малой мере его не смутило и не вызвало протеста. Более того, француз даже потер руки, как если бы предвкушал чрезвычайно выгодную для себя сделку:

— Именно, мон ами, именно! Вы, господин Дорофеефф, на редкость проницательный человек, с вами одно удовольствие иметь дело… — зажав в кулаке хрустальную рюмку, он полез со мной чокаться. — Только заем… — виконт сделал кислую физиономию, — заем рано или поздно придется возвращать, а это неприятно. Как говорит русская пословица: берешь чужие деньги и не надолго, а отдаешь свои и навсегда! — хохотнул радостно, но тут же смешок оборвал. Поднял на меня холодные, жестокие глаза: — Я хочу перекупить у вас наследство вашего дяди. Целиком!

Даже при моей тренированности и отменной выдержке я чуть не свалился со стула. Не знаю, что могло бы изумить меня больше, чем эти слова. Час от часу не легче, пронеслось галопом у меня в голове, кто бы мог предположить, что этот респектабельный с виду джентльмен окажется на поверку психом! Однако закавыка состояла в том, что на душевнобольного де Барбаро совершенно не походил. Если бы постороннему наблюдателю пришлось выбирать, кого из нас двоих отправить в психушку, первым кандидатом на место в палате номер шесть наверняка оказался бы я. Но предложение, если этим деловым термином можно в данном случае воспользоваться, было сделано и на него следовало как-то отвечать.