Мы едем уже больше часа, и у меня нет сил молчать. Я начинаю как можно более непринужденно:

– Фил не звонил?

Роуз Голд бросает на меня недовольный взгляд.

– Я же сказала, мы расстались.

– Я думала, что это не насовсем. Надеялась, что ему хватит порядочности и он решит поучаствовать в воспитании своего ребенка.

Роуз Голд хрустит суставами пальцев, не убирая рук с руля. Напряжение нарастает.

– Ты же не собираешься читать мне еще одну лекцию про никчемных отцов?

– Нет, конечно. – Я откладываю на потом речь, состоящую из шести пунктов. Я готовила ее с последнего визита Роуз Голд.

Мою дочь нельзя было оставлять без присмотра. Несколько лет без меня – и вот она уже беременная брошенка. Соседи могут сколько угодно ворчать о моих диктаторских замашках и называть мой подход к воспитанию сомнительным. Но им не понять, как сильно я нужна ей и как ей повезло, ведь я готова взять управление ее жизнью на себя. Ничего, никто и глазом моргнуть не успеет, а я уже подлатаю этот тонущий корабль.

– Может, ужасные отцы – это проклятие всех Уоттсов. – Губы Роуз Голд кривятся в усмешке. – И потом, ты всегда говорила, что без Гранта мне только лучше.

Так и есть. Я сказала ей, что ее папа умер от передозировки еще до ее рождения. Весьма своевременный и удобный для меня несчастный случай. Да, она никогда не видела отца, зато могла представлять его хорошим человеком. А он им не был.

– Ну, теперь ты не одна. Я с тобой. – Я широко улыбаюсь. Все пятьдесят восемь лет с улыбкой на лице. Пора вручить мне медаль.

Роуз Голд продолжает смотреть в зеркало заднего вида. Придерживая руль коленями, она вытирает ладони об штаны. На ткани остаются потные следы. Неужели из-за меня нервничает?

Она включает поворотник, и я вдруг понимаю, что мы едем очень знакомой дорогой. Свернуть с шоссе направо, потом долго по прямой, снова направо, два раза налево. Мои внутренности стискивает ледяная рука тревоги. Мне снова десять лет, я сижу на заднем сиденье после тренировки в бассейне и со страхом жду возвращения домой.

– Мам? – зовет Роуз Голд. – Ты меня слышишь? Что хочешь на ужин?

Я прогоняю воспоминание.

– Давай я сама что-нибудь приготовлю, милая?

Дочь едва заметно вздрагивает.

– В благодарность за то, что ты согласилась меня приютить.

Роуз Голд снова поворачивает направо. Мы уже на соседней улице. Может, моя дочь свернула не туда? Фургон замедляется – мы приближаемся к знаку «Стоп» на пересечении Эвергрин-стрит и Эппл-стрит. Я стискиваю подлокотник. На лбу выступают капельки пота. Я уже несколько десятков лет не сворачивала налево по Эппл-стрит. В той стороне всего два дома, и один из них заброшен.

Фургон медлит у знака остановки, словно ему тоже не хочется ехать дальше. Мне кажется или Роуз Голд специально заставляет меня ждать? Машина замирает, в салоне никто не двигается, даже Адам. Роуз Голд включает поворотник и крутит руль влево. Но это невозможно. В том доме сейчас живут мистер и миссис Пибоди.

Фургон ползет по Эппл-стрит. Вдоль улицы растут деревья, но в это время года на них ни листочка. Посреди дороги яма; во времена моего детства ее там не было. Как и отбойника в тупике, которым заканчивается улица, – интересно, когда его успели поставить? Я пытаюсь осмыслить происходящее. Может, кто-то отремонтировал старый дом Томпсонов. Но отсюда его уже видно, и он все такой же полуразрушенный, каким я его помню с детства.

Мы проползаем мимо границы участка и останавливаемся у номера двести один по Эппл-стрит: двадцать соток земли и маленький одноэтажный жилой дом. Это коричневое кирпичное здание по-прежнему ничем не примечательно: оно унылое, но видно, что все эти десятилетия за домом ухаживали. Сзади участок огорожен высоким деревянным забором. «Чтобы подонки всякие не совались», – так сказал мне много лет назад отец, вбивая опоры в землю.

Я смотрю на Роуз Голд, разинув рот, и не могу даже сформулировать вопрос. Она въезжает на участок и открывает гараж, нажав кнопку на пульте, который прикреплен к солнцезащитному козырьку. Дверь начинает открываться. Гараж двухместный и не пристроен к дому.

– Сюрприз, – нараспев произносит Роуз Голд. – Я купила дом, в котором ты выросла.

Я настолько в шоке, что не в состоянии собрать слова в предложение.

– А Пибоди?

– Джеральд умер в прошлом году, а Мейбл переехала в дом престарелых. Но мы договорились, что они продадут мне дом, когда будут готовы. Это была очень выгодная для меня сделка. За такие деньги я бы ничего здесь не купила.

Роуз Голд ужасно горда собой, прямо как в тот день, когда научилась завязывать шнурки. Она загоняет фургон в гараж, где пустовато без отцовского садового инвентаря и ящиков «Будвайзера».

К горлу подкатывает тошнота.

– Я хотела подождать пару недель, прежде чем показывать его тебе, – думала, успею тут все отделать. Но, может, ты как раз и поможешь мне с этим. – Понизив голос, она сжимает мое плечо, повторяя мой недавний жест. – Раз уж мы решили помириться и все такое.

У меня в голове глухо, как в комнате, обитой коврами. Я пытаюсь переварить новости, но все застилает одна мысль: я не могу войти в этот дом.

Роуз Голд достает ключ из замка зажигания и открывает дверь.

– Я так и знала, что ты удивишься. – Самодовольно улыбнувшись, моя дочь вылезает из машины.

– Ты же знаешь, что здесь произошло, – говорю я, все еще пытаясь отойти от шока. – Так почему ты вдруг решила купить этот дом?

Глаза Роуз Голд широко раскрываются.

– Я подумала, что будет здорово, если семейное гнездо останется у нас, – возражает она серьезно. – Четыре поколения Уоттсов! Ты только подумай! Это же наша история!

Она открывает заднюю дверь и начинает сюсюкать с Адамом. Он дергает ножками. Роуз Голд достает его из детского кресла.

– Я соскучилась, – продолжает ворковать она, прижимая его к груди.

Младенец зевает, прильнув к ней.

Я до сих пор не отстегнула ремень безопасности. Моя рука застыла над пряжкой. Роуз Голд с ребенком на руках идет к боковой двери гаража, но потом оборачивается, заметив, что я все еще в фургоне.

– Ну, идем, мама.

Почему она произносит это слово с такой иронией, как будто на самом деле я ей не мать?

– Покажу тебе, что я успела сделать.

Надо было остановиться в мотеле. Даже в тюрьме было бы лучше. Волоски у меня на руках встают дыбом. Во рту пересохло. Я нажимаю на пряжку, и ремень втягивается на место. Пальцы нащупывают ручку двери. Ступни сами находят подножку.

– Ты идешь? – Роуз Голд смотрит на меня, держа Адама на руках.

Кивнув, я заставляю себя выдавить улыбку. Покладистая Пэтти не станет скандалить. Захлопнув дверцу фургона, я медленно выхожу из гаража и иду к дому.