— Привет, детка, у меня есть вкусняшка для тебя, — дрожащим голосом говоришь ты. Потом я слышу, как ты начинаешь бежать и со скрипом захлопываешь за собой дверь. Я улыбаюсь, потому что каждый раз одно и то же. Вообще-то ты не боишься собак, но такая огромная черная овчарка, рычащая на всех, кто входит в комнату, напугала бы даже моего отца. Если бы он ее не обучил, и теперь она слушается с первого слова. По крайней мере, нас и маму, потому что Мисси любит маму.

Ты знаешь, что я жду тебя в спальне, потому что я всегда жду тебя там. Как и каждый раз в течение восьми месяцев.

Ты выглядишь измотанной, такой уставшей.

Сексуальное красное платье ты сменила на белое с короткими рукавами, и более свободное, чтобы не особо касалось твоей задницы. Ты без макияжа, а бесконечно длинные черные волосы собраны в высокий хвост.

Я лежу на спине, одна рука за головой, а ноги скрещены в лодыжках. Движением пальца подзываю тебя к себе.

Ты идешь, потому что всегда подходишь ко мне. Я указываю на свой живот и направляю тебя так, что ты боком лежишь на мне с задранной вверх задницей. Поднимаю платье и оцениваю твою попу.

Она выглядит ужасно, Эмилия. Я действительно был зол.

Прямо возле кровати на прикроватной тумбочке приготовлен арсенал вещей, которые мне нужны, когда ты приходишь ко мне. Я беру мазь с арникой и открываю тюбик. Как можно осторожнее распределяю ее по твоей покрасневшей коже, и ты шипишь. Ты ничего не весишь, Эмилия. Я не чувствую ни грамма твоего веса на себе.

Я осторожно втираю мазь тебе в кожу, и ты хнычешь. Детка, меня заводит то, как ты это делаешь. Я не тороплюсь, стараюсь сильно не сжимать и напоминаю себе, что просто хочу тебя подлечить. Это редкий момент. Я не делаю ничего подобного. Заботиться о других. Быть нежным. Думать о тебе так, как я делаю с тех пор, как узнал, что ты хочешь уйти.

Телевизор мерцает, отражая бело-голубой свет на подтянутой загорелой коже. Я люблю твое тело. У тебя идеальные изгибы в нужных местах и такая нежная кожа, как попка младенца.

Закончив, я оставляю тебя лежать на месте и сильно шлепаю по израненной заднице.

Ты вскрикиваешь:

— Мейсон!

— Что? — огрызаюсь я, потому что все еще злюсь, но ты ничего не отвечаешь, потому что знаешь, что на самом деле мне неинтересно. Как ты смеешь даже думать о том, чтобы уйти? Я могу делать с тобой все, что мне вздумается, Эмилия, и я позволяю тебе чувствовать это снова и снова. — Не двигайся! — говорю я и грубо отталкиваю тебя от себя, потом подхожу к окну и подкуриваю косяк.

Прислоняюсь задницей к комоду, с наслаждением затягиваюсь и наблюдаю, как ты лежишь. На животе, на моей кровати, платье задрано, видно твою красную попку. Ты такая горячая.

— Распусти волосы, Эмилия! — требую я. Ты повинуешься, снимаешь резинку, и твои длинные черные локоны рассыпаются по всей спине. Мне бы хотелось, чтобы Райли увидел, какая ты маленькая шлюшка, где ты сейчас находишься, и что я скоро с тобой сделаю. Какое-то время я смотрю на тебя, пока курю. Ты стараешься сохранять спокойствие и не позволять себе слишком сильно паниковать. Густой дым от моего косяка веет в твое лицо. Ты кашляешь. Мне плевать.

Я уже заставлял тебя курить.

Тогда ты становишься такой смешной, детка.

Я люблю смотреть на тебя часами не потому, что хочу любоваться твоей красотой, как другие чмошники, а потому, что ты становишься напуганной, как маленький олененок. Ты не знаешь, что говорить, можешь ли ты двигаться или будут ли у тебя неприятности. Ты не знаешь, в хорошем я настроении или в плохом, и ты не знаешь, насколько сегодня низок мой предел, прежде чем я начну, взорвусь и накажу тебя за что-нибудь. Я уже кое-что придумал. Я люблю тебя наказывать. Сейчас ты смотришь на меня сквозь свои густые длинные ресницы. Меня несколько удивляет, как долго ты умудряешься выдерживать мой взгляд. Смотреть прямо в глаза. Обычно тебе это не удается, детка, ты делаешь успехи.

Сейчас больше всего мне бы хотелось тебя поцеловать, пока не перестанешь дышать, ухватить зубами твою полную нижнюю губу и кусать ее, пока ты не начнешь вырываться из-за боли; удерживать твою голову, чтобы ты не могла этого сделать, а потом слизать кровь с губы.

Сегодня в твоих голубых глазах цвета океана читается непривычная решительность. Мне не нравится, когда ты думаешь, что можешь делать все, что хочешь, детка. Мне гораздо больше нравится, когда ты смотришь в пол, абсолютно смущенная, и делаешь то, что говорю я.

Ты пытаешься повернуться.

— Не двигайся, — рычу я, стряхивая пепел прямо на пол. Дым снова тянет в твое лицо. Я точно знаю, что ты не любишь наркотики, потому что Райли не любит наркотики. Он такой неудачник.

— Мейсон…

— Заткнись!

— Но я должна с тобой…

— Заткнись! — Господи, Эмилия, спустя сколько времени, ты все еще не поняла. Я слегка шлепаю тебя по заднице, и ты стонешь. Мне нравится, когда ты стонешь, Эмилия. Не имеет значения, по какой причине.

— Ты не поедешь в Нью-Йорк! — я выбрасываю недокуренный косяк из окна во двор. Моя мать снова расстроится по этому поводу, и я, как всегда, проигнорирую это. — Повернись на спину, — призываю я. Твои глаза становятся огромными.

— Пожалуйста, не надо, мне так больно, — хнычешь ты. Неужели ты до сих пор не знаешь, что именно это меня и возбуждает?

— Повернись. На. Спину. Эмилия! — отчетливо выговариваю я. Ты делаешь глубокий вздох, зажмуриваешься и переворачиваешься.

— Раздвинь ноги, — приказываю я, подхожу поближе, сажусь на край кровати и медленно обвожу указательным пальцем твой клитор. — Ты не уедешь, Эмилия! — снова говорю я, и резко проталкиваю в тебя два пальца. Ты стонешь и напрягаешься одновременно. Да, тебе, скорее всего, больно. Вы с Райли за последние несколько дней провели здесь много времени, и я очень разозлился. Вообще-то, я всегда злюсь, когда вижу вас. Сгибаю пальцы внутри тебя. — Чего ты не будешь делать, Эмилия?

— Ммм… — неразборчиво бормочешь ты. Я расстегиваю штаны, нависаю над тобой, поднимая твое колено вверх, и проникаю в тебя.

Бл*дь, это ощущается так хорошо.

— Что. Ты. Не. Будешь. Делать? — при каждом слове я резко вхожу в тебя. Ты откидываешь голову назад так, что она